Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
17.5.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[21-04-02]
Разница во времениАвтор и Ведущий Владимир Тольц
Дело "Миф": мертвый Гитлер в политических играх советских спецслужб
- "Проходя по саду <...> один из генералов ткнул указательным пальцем: "Вот он". В кителе, с усами, убитый издали слегка смахивал на Гитлера
- В результате моего изучения этих материалов совершенно точно можно сказать, что Сталин ничего не знал об этом расследовании...
- Ведь что есть предмет для соперничества спецслужб? - Это количество арестованных. Чем они отчитываются перед Сталиным? - Это изъятыми ценностями и количеством арестованных. Поэтому этот конфликт, конечно, был неизбежен. А Абакумов уже выходил из подчинения Берия летом 45-го года...
Владимир Тольц: ...Готовя передачу, я вспомнил поразившее меня некогда библиографическое "доказательство" действенности астрологии. Интеллигентного вида дама, каждый свой день начинающая с внимательного чтения гороскопов, была просто потрясена моим скептическим отношением к такого рода публикациям. Убедившись, что даже ссылки на авторитет Цезаря, Бонапарта, Кеплера и Ньютона, почтительно относившихся к астрологическим занятиям, отношения моего к "воле планет и звезд" не меняют, она прибегла к более изощренному аргументу. "Ну, это же очевидно - говорила она, - люди, родившиеся в 20-х числах апреля (Гитлер и Ленин, к примеру) обречены на мрачную и длительную славу. Это же по библиографии прослеживается легко: их давно уже нет, а поток писаний о них не кончается... Это все - звезды!" Я признал, что поток публикаций действительно не иссякает. Ну, а мое рассуждение, что дело тут вовсе не в датах рождения и воле звезд, услышано не было. И вот в канун очередной, пугающей многих в России, годовщины со дня рождения фюрера, я и вспомнил об этом смешном споре, вспомнил, когда узнал о подготовке в британском издательстве "Эдвард Бусс Клибборн" новой книги о смерти Гитлера и обстоятельствах тайных расследований этого факта. Тема, прямо скажем, не новая. Когда я жил в Мюнхене, я поначалу прилежно скупал всю эту "гитлериаду" - трехтомник Феста, "Последние дни Гитлера" Тревор-Ропера, руководившего британским расследованием обстоятельств самоубийства фюрера, а впоследствии обмишурившегося с фальшивкой - гитлеровскими дневниками, "Конец Гитлера" Антона Йоахимсталлера... Ну, и конечно, нашумевшие советские издания документально-мемуарного характера - "Разгаданные загадки "третьего рейха"" Льва Безыменского и особенно симпатичную мне книгу Елены Ржевской "Берлин, май 1945-го". Я и сейчас с удовольствием вспоминаю замечательно описанную Еленой Моисеевной сцену: празднование победы, а она - молоденький переводчик группы армейской контрразведки, живым или мертвым разыскивающей Гитлера, не пьет, не веселится, а судорожно прижимает к себе коробку, в которой спрятана челюсть трупа, найденного в саду рейхсканцелярии. (Изучение этого фрагмента и может дать ответ на вопрос, Гитлер это или нет...) И еще - описание Ржевской одного из этапов того давнего и напряженного поиска: "3 мая на территории имперской канцелярии появилась группа генералов штаба фронта. Проходя по саду мимо бетонированного котлована, на дно которого немцы складывали убитых во время бомбардировки и обстрела рейхсканцелярии, один из генералов ткнул указательным пальцем: "Вот он". В кителе, с усами, убитый издали слегка смахивал на Гитлера. Его извлекли из котлована и, хотя тут же убедились: не он, - все же началось расследование. Призвали опознавателей, в один голос заявивших: "Нет, не он". Все же этот убитый мужчина с усиками, в сером кителе и заштопанных носках лежал в актовом зале рейхсканцелярии до тех пор, пока прилетевший из Москвы бывший советник нашего посольства в Берлине, видевший неоднократно живого Гитлера, подтвердил: не он". В 95-м, в год Пятидесятилетия Победы, количество мемуаров и исследований последних дней фюрера достигло апогея, и казалось, что все уже стало известным и ничего уже не добавить. Именно тогда книжки на гитлеровскую тему заняли в моей скромной домашней библиотеке две полки. Ставить было некуда! И я перестал их покупать да и следить за "развитием сюжета" тоже. В известии о предстоящей новой публикации на гитлеровскую тему меня, прежде всего, привлекло имя автора - давнего участника нашей программы, известного не только на родине, но и за рубежом, российского историка-архивиста Владимира Козлова. Вообще-то Владимир Александрович - специалист по советской истории. Его излюбленные темы (и о них он рассказывал в наших передачах) - советская крамола, массовые беспорядки послевоенного времени и тому подобное. А историей последних дней Гитлера в ученом мире занимаются обычно германисты. А в мало ученом - журналисты, хорошо чувствующие выигрышную конъектуру сюжета. Поэтому когда мы встретились с Козловым, я, естественно, сразу его спросил его, почему он взялся за "гитлеровскую" тему? Владимир Козлов: В общем-то я с детства знал, что Гитлер отравился в бункере канцелярии имперской незадолго до падения Берлина и деталями, в принципе, не интересовался. Вот я только помню, что во время своего медового месяца в Прибалтике смотрел очередную серию фильма "Освобождение", и там есть такой драматический эпизод, когда камердинер Гитлера Линге выстреливает уже в мертвого фюрера, отравившегося, для того, чтобы представить эту трусливую смерть как достойный солдатский поступок. В принципе, для меня обстоятельства смерти еще одного тирана не очень интересны. И поэтому за эту книжку я взялся совершенно не потому, что хотел что-то новое добавить к тому уже расписанному по часам и минутам сценарию жизни Гитлера в последние дни в бункере. Все это достаточно хорошо известно, об этом и у нас писали, писали об этом и на Западе, и продолжают писать. Меня это заинтересовало совершенно с другой стороны: почему после того как, казалось бы, все было ясно со смертью Гитлера, весь мир признал, что он мертв, его не включили в список обвиняемых на Нюрнбергском процессе? - Главаря нацистской шайки не оказалось в списке самых главных подсудимых, значит точно признали, политически его объявили мертвым! Зачем понадобилось тогда заниматься расследованием, которое продолжалось, начиная с конца приблизительно 45-го года и активная фаза закончилась летом уже следующего 46-го года, когда бригада следователей выехала в Берлин, вместо со свидетелями, это был бывший пилот Гитлера Баур, камердинер Линге, адъютант Гюнше и еще несколько свидетелей? Зачем это было нужно делать, зачем было производить раскопки в саду имперской рейхсканцелярии, хотя известно, что тела там нет, об этом знали прекрасно те, кто это делал? Какой во всем этом был смысл? Когда я узнал, что бригада выезжала туда для того, чтобы довести до конца расследование, посвященное поискам живого Гитлера, конечно, я был удивлен. Потому что это был бы огромный политический скандал, достаточно было хотя бы одного заявления на эту тему. Зачем это понадобилось, было совершенно непонятно. Владимир Тольц: Вообще-то, об этом загадочном предприятии (ему было присвоено имя "Миф") я уже слышал: где-то в начале 90-х годов были телевизионные передачи о нем (в России и в Великобритании) и потом еще и статья в "Известиях". Но зачем после войны были предприняты эти странные и тайные розыски, мне (как некогда Владимиру Козлову) оставалось непонятным. И вот он демонстрирует мне копию секретного акта 1962-го года о передаче в Центральный гос. архив Октябрьской революции (теперь он именуется Гос.Архивом Российской Федерации) из Особого архива, в котором хранились трофейные документы Второй мировой войны, а также материалы Главного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) МВД СССР, "на постоянное сейфовое хранение документальные материалы, относящиеся к последним дням Гитлера и его приближенных." - "Семь единиц хранения." Что же это за "единицы"? Владимир Козлов: - Уже найдя в нашем архиве дело "Миф", это шесть томов, плюс вещественные доказательства, то, что уже весной 46-го года вывезли из Берлина - детали обивки, поручень дивана, на котором застрелился Гитлер, фрагмент черепа, предположительно Гитлера, с пулевым ранением, все это уже достаточно хорошо известно... Когда я стал изучать материалы этого дела, то обнаружил, что, оказывается, осенью 45-го года Лаврентий Берия уже собирался дать команду представителю уполномоченному НКВД в Берлине Серову о том, чтобы передать союзникам все материалы по расследованию обстоятельств смерти. И вдруг я неожиданно обнаруживаю там короткую записку о том, что все заместители Берии, плюс нарком Госбезопасности (в то время Меркулов), согласны с этим решением. Судя по документам, Берия встречался лично с Молотовым для обсуждения этого вопроса. Причем, свое собственное письмо к Молотову, где он спрашивает его мнение, он на нем же сам своей рукой накладывает резолюцию "согласовано" и забирает с собой, поэтому документ оказался в архивах НКВД, а не там, где ему положено быть - в бумагах МИДа. С Молотовым согласовал, казалось бы, и вдруг обнаруживается только один человек возражает - Абакумов, руководитель СМЕРШа, руководитель ведомства, которое собственно и проводило первое расследование обстоятельств исчезновения Гитлера. И вот этих возражений Абакумова оказалось достаточно, чтобы Берия забыл об этом деле, им потом занимались другие люди в НКВД, а Берия из НКВД, с весны 46-го года это уже МВД, ушел, он стал первым заместителем председателя Совета министров и занимался совершенно другими делами. (В принципе, мы знаем, какими, не важно сейчас.) Но странно: хотели сказать - не сказали. Что сказал Абакумов Берии, почему после этого какая-то завеса молчания окружила все это дело?.. Владимир Тольц: Действительно, до середины 70-х архивисты даже не знали толком, что хранят. Владимир Козлов: Дальше еще интереснее: оказывается, когда готовили второе расследование, собирались собрать всех свидетелей, но часть свидетелей по этому делу числилась за Главным управлением по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР, одним из руководителей которого, руководителем оперативного управления был младший брат Богдана Кобулова, заместитель Берия по НКВД, Амаяк Кобулов. Другая же часть свидетелей числилась за другими ведомствами, в частности, за СМЕРШем, возможно еще за военной разведкой. Одной из ключевых фигур расследования, когда оно только готовилось и собирали информацию, был начальник охраны Гитлера Раттенхубер. Но он был у СМЕРШа, и ни разу за все время расследования никто не попытался заполучить Раттенхубера в распоряжение следствия. Это проходило по другому ведомству. И создавалось впечатление, что все расследование ведется тайно, а раз оно ведется тайно, значит это копают не под Гитлера, а под кого-то здесь, внутри спецслужб, окружающих Сталина. То же самое, когда приехали в Берлин рядовые сотрудники, скажем, полковник Клауссен и прочие. Встает вопрос о том, что мы приехали, чтобы провести эксгумацию, мы взяли с собой крупнейшего судебно-медицинского эксперта профессора Сименовского, однако нужно команду и, скорее всего, из Москвы для того, чтобы нам выдали трупы для эксгумации. Однако, об этой команде никто в руководстве МВД даже не ставит вопроса, нет никакой переписки по этому поводу, то есть опять как будто держат в тайне. И потом каждый раз, когда участники этого расследования, которые были не в курсе того, что происходит на вершинах государственной власти, пытаются каким-то образом преподнести его общественности, например, идет волна публикаций воспоминаний о Гитлере в конце 40-х годов... Один из участников расследования Парпаров, который как раз в это время руководит "спецобъектом", - кажется, № 5, я не помню, - создает вместе с Бауром, Линге и Гюнше книгу о Гитлере. Понятно, она написана в духе "АПНовских" брошюр, он ее пытается представить на верх. - Блокируется! При Хрущеве ее откапывают в архивах, снова посылают на верх и снова заблокирована. Вокруг всей этой истории постоянно происходят какие-то некоторые загадки... Владимир Тольц: М-да, действительно загадочно и несколько сумбурно. Поэтому давайте обратимся к тексту подготовленной для издания в Англии книги. "Как известно, в первый раз, в 1945-м году, Гитлер был официально объявлен мертвым германскими властями накануне капитуляции, во второй раз - западными спецслужбами, представившими публике результаты своего обстоятельного расследования поздней осенью 1945 года. Как пишет Антон Йоахимсталлер через три года после смерти ни в одном из мест официального местожительства Адольфа Гитлера (Берхтесгаден, Мюнхен и Берлин) не было выпущено официального свидетельства о его смерти. В 1948 году это обстоятельства приобрело важное значение для слушаний по денацификации и связанных с ними имущественных проблем - как в Германии, так и в Австрии. Однако в то время никакого официального свидетельства о смерти Гитлера выписано не было. Лишь 1 августа 1956-го года Федеральный суд в Берхтесгадене, после слушаний продолжавшихся с конца 1952-го по начало 1956-го года, признал Адольфа Гитлера, "бывшего канцлера рейха", юридически мертвым. Тогда же, во второй половине 1950-х, в Германию из СССР вернулись люди из ближайшего окружения Гитлера, в частности, Баур, Линге, Гюнше и Миш. Появились первые упоминания об интенсивных допросах, связанных с "исчезновением Гитлера", а также о поездке группы подследственных в Берлин. Никто и никогда из людей, проводивших допросы, не объяснял немцам смысла и целей следственных действий, тем более сложной структуры и запутанных взаимоотношений советских спецслужб. Поэтому все четверо восприняли допросы об обстоятельствах смерти Гитлера, которым они подвергались с мая 1945-го до конца 1940-х годов, как некое единое расследование, проводившееся загадочным (и давно уже не существовавшим) "GPU" или, как они считали, MVD, как растянутую по непонятным причинам во времени единую акцию советских спецслужб, санкционированную на самом верху". Ну, хорошо! - говорю я Владимиру Козлову - Все это дела давно минувших дней. Но в постсоветское-то время дело "Миф" (в 6-ти томах) уже рассекречено. И вот вы его исследуете. Что же выясняется? Владимир Козлов: - Когда уже в постсоветское время в 90-е годы все это всплыло на поверхность, стали снимать фрагмент черепа предположительно Гитлера, только так правильно говорить, самым интересным было то, что никто не усомнился в том, что это расследование проводилось по воле Сталина. И на этой посылке строилось очень много спекулятивных рассуждений, связанных с попытками Сталина блефовать в связи с начинающейся "холодной войной" и так далее и тому подобное. В результате моего изучения материалов совершенно точно можно сказать, что Сталин ничего не знал об этом расследовании, что Берия всячески стремился не оставлять письменных следов своей причастности к этому расследованию, что сменивший Берию на посту министра внутренних дел Круглов ни разу не докладывал на верх об этом расследовании. Это все очевидные, установленные факты. Значит, происходило что-то другое. И вот тут мы выходим уже в проблематику, связанную с возней вокруг престола, с борьбой советских спецслужб по этому поводу, основанием которой было все-таки некачественно проведенное первое расследование обстоятельств смерти Гитлера. Владимир Тольц: - Давайте разбираться по порядку. Есть же в деле "Миф" акт об обследовании трупа, предположительно являвшегося останками фюрера? Владимир Козлов: - Идентификация по остаткам челюсти и зубных протезов она была проведена достаточно удовлетворительно. Но что касается самого вскрытия, то здесь просто сам акт судебно-медицинской экспертизы оставлял в недоумении. Оставлял в недоумении меня, оставлял в недоумении тех людей из НКВД, которые впервые с ним познакомились перед тем, как передавать союзникам, как хотел Берия. И тогда они прочитали: в одном месте этого акта они прочитали заключение о том, что никаких повреждений, которые могли бы повлечь за собой смерть, на теле не обнаружено, но тело еще было сильно обгоревшим, а в другом месте прочитали, что часть черепа отсутствует. Вот совместимо ли отсутствие части черепа с жизнью или несовместимо? - Я думаю, любой даже не медик скажет, что нет. Поэтому тут было противоречие. Было много других противоречий, был много необъясненных вещей, которые потом, конечно же, объяснили. Но, я себе представляю, накануне Нюрнбергского процесса вот эти материалы попадают союзникам, которые очень трепетно и очень щепетильно относились к этому факту. Как известно, они провели свое собственное расследование и тоже осенью обнародовали его результаты. - Сказали, что Гитлер мертв, но для того, чтобы окончательно это зафиксировать, необходимо было видеть труп. Так вот попадает это к союзникам, и весь Нюрнбергский процесс летит под уклон, потому что тогда возникает вопрос - а если не все четко и ясно, то, следовательно, как мы можем судить без Гитлера? Владимир Тольц: И тем не менее, если следовать документам, которые намерен опубликовать в своей книге в Великобритании Владимир Александрович Козлов, Лаврентий Павлович Берия был готов ознакомить с результатами расследования кончины Гитлера западных союзников. ... В конце ноября, согласовав это с наркомом иностранных дел Молотовым, Берия выработал такой проект шифрованной телеграммы в немецкую столицу: "Берлин. Тов. Серову На Ваш № 00399 Против передачи англичанам и американцам имеющихся у Вас сведений о результатах расследования обстоятельств исчезновения Гитлера возражений не имеется. Учтите, что, кроме того, союзники могут обратиться с просьбой о допросе некоторых лиц, находящихся у нас: Гюнше, Раттенхубер, Баур и др. В какой форме следует передать эти сведения союзникам обдумайте и решите сами. Л. Берия" Как считает изучивший дело "Миф" Владимир Козлов, последнее, что решил сделать Берия перед отправкой шифровки Серову, это согласовать текст со своими заместителями - Сергеем Кругловым и Богданом Кобуловым, а также с наркомом государственной безопасности Меркуловым и руководителем Главного управления контрразведки Наркомата обороны СССР СМЕРШ Абакумовым. Проект документа, очевидно, был "разослан вкруговую" всем четверым, и 26-го ноября Берия получил из своего секретариата весьма неожиданную информацию по, казалось бы, ясному вопросу... "Товарищу Берия Л. П. Справка Т. т. Меркулов, Круглов, Кобулов с проектом телеграммы согласны. Товарищ Абакумов - возражает и сказал, что по этому вопросу будет докладывать Вам лично. [Подпись неразборчива] 26 ноября". Эти документы - одно из проявлений того, что Владимир Козлов определяет как "борьбу советских спецслужб вокруг престола" . Возглавлявший СМЕРШ Виктор Абакумов в ту пору шел в гору. В следующем, 46-м году он стал министром госбезопасности. Ранее, как всем известно, этот пост занимал Лаврентий Берия. О взаимоотношениях двух этих лубянских гигантов я отдельно беседовал с известным специалистом по истории советских карательных органов и спецслужб Никитой Васильевичем Петровым. Никита Петров: Я полагаю, что для Берии прежде всего важно быть главным, быть первым в решение любой проблемы. Он был достаточно честолюбив, чтобы понимать, что ему надо выдать Сталину какой-то конкретный результат. Поэтому, конечно, он ориентирует своих людей, чтобы они не особенно делились, скажем, сведениями, данными с параллельными службами, такими как Абакумов. Я не хочу сказать, что уже в тот момент Берия недолюбливал Абакумова или к нему как-то хуже относился, нет, пока это было соперничество. Пока... Владимир Тольц: - Ну, а личные отношения Лаврентия Павловича и Виктора Семеновича как в это время развивались? - Ведь для понимания дела "Миф" это - фактор немаловажный... Никита Петров: Здесь есть еще и, я бы сказал, субъективный момент, личный. Абакумов был крайне враждебно настроен к Серову, это были два соперника. Особенно ясно это видно весной 45-го года, когда Абакумов был уполномоченным НКВД, кстати говоря, являясь все равно начальником СМЕРШа, он тоже получил должность уполномоченного НКВД, но при войсках Второго, по-моему, Белорусского фронта. И вот эти войска как раз задержались в Пруссии. Абакумов запросился в Москву. А между тем уполномоченный НКВД Серов был при войсках Первого Белорусского фронта, которому выпала как раз честь войти в Берлин. И это страшно раздражало Абакумова, что не он вошел в Берлин, и не он, естественно, разделит лавры победы! Поэтому его люди, которые формально подчинялись Серову, конечно же выполняли и абакумовские задания. Поэтому СМЕРШ всегда старался выдать задержанных НКВД за задержанных службой СМЕРШ и, наоборот, НКВД забирало у СМЕРШа арестованных. Ведь что есть предмет для соперничества у спецслужб? - Это количество арестованных. Чем они отчитываются перед Сталиным? - Изъятыми ценностями и количеством арестованных. Поэтому вот этот конфликт он, конечно, был неизбежен! А Абакумов уже выходил из подчинения Берия летом 45-го года, постепенно. Тогда он послал во все города Германии своих представителей, создал там опергруппы СМЕРШ. Это тогда, когда опергруппы НКВД в этих городах уже существовали, согласно высшему постановлению, подписанному Сталиным 2-го мая 45-го года о Гражданской администрации. Абакумов это сделал, конечно же, понимая, что в его руках мощный инструмент, но Серов протестовал, он с негодованием писал Берии. Берия еще в тот момент был арбитром, и Серов одержал победу. Они ограничили, они не смогли отозвать эти группы СМЕРШ из городов, они существовали параллельно с НКВД, но они разделили просто функции. Группы СМЕРШ должны были заниматься советским персоналом, тогда как арестами немцев и всей агентурно-оперативной работой по-прежнему занимался НКВД. Владимир Тольц: - Да, но дело "Миф" отражает события до 1949-го года... Хотя, конечно, конец 45-го - 46-й год, когда Абакумов становится министром, момент в его отношениях с Берия переломный... Никита Петров: - Все развивалось нормально, пока наркомом внутренних дел был сам Берия, ему подчинялся Абакумов, хотя он понимал, что самый большой его начальник Сталин, над Берия есть начальник. Но как только Берия был смещен с должности наркома внутренних дел в декабре 45-го года, Абакумов, конечно же, тут же стал играть самостоятельную роль. Описываемое событие происходит в мае 45-го года, тогда Абакумов еще понимает, что Берия для него авторитет. Владимир Тольц: - Возвращаясь к основной теме нашей сегодняшней передачи, к делу "Миф", я вот что у вас, Никита Васильевич, хочу спросить: Берия начинает свое, тайное от Абакумова (да и от Сталина) расследование обстоятельств смерти фюрера... - Почему тайное? Каков, по вашему мнению, политический смысл этой акции? Никита Петров: - Для того, чтобы это более или менее понять, нужно просто четко себе представлять, что с 43-го года существует три самостоятельных специальных службы - НКВД, куда входят внутренние войска, лагеря, милиция и, соответственно, войска по охране тыла Красной армии; НКГБ - Народный комиссариат государственной безопасности, куда входят и разведка, контрразведка, транспортное управление, ряд других вспомогательных служб; и, наконец, СМЕРШ - исключительно армейская контрразведка, которая входит в состав наркомата обороны, подчиняется непосредственно Сталину. Да и сам Сталин, кстати говоря, присваивает даже полковничье звание в этой системе, то есть это спецслужбы Сталина. И Абакумов, шеф СМЕРШа, напрямую подчиняется наркому обороны Сталину, а даже в 43-м году был и очень короткий период его заместителем по наркомату обороны. И вот все эти три советских спецслужбы в 45-м году вошли вместе с Красной армией на территорию Германии. Имея разную подчиненность, имея разных начальников, вполне естественно между ними развивалась этакая "здоровое", я бы сказал, соперничество, здоровое с той точки зрения, как его понимал Сталин, - это было полезно... Но не надо забывать и другого, что все усилия на этой новой занятой территории были объединены в одном министерстве, а точнее даже наркомате, а точнее даже не наркомате, а в одном лице - это сам Берия, который от имени НКВД командовал вновь придуманным институтом в январе 45-го года уполномоченным НКВД по фронтам. И вот эти уполномоченным на Первом Белорусском фронте был уполномоченный заместитель Берия Серов, подчинялись и НКГБ, и СМЕРШ, и внутренние войска НКВД, которые охраняли тыл. Эта двойственность и привела к некоторым обостренным формам соперничества спецслужб в Германии. Владимир Тольц: Таково мнение исследователя истории советских спецслужб Никиты Петрова. Напомню лишь, что это "соперничество" приняло в начале 50-х совершенно иные формы. И жизнь Лаврентия Берия и Виктора Абакумова завершилась одинаково плачевно - тюрьмой и расстрелом. Но это уже другая история!... Ну, а завершая свою беседу с Владимиром Козловым, я сказал ему: вы меня убедили: ваша новая книга и не о Гитлере вовсе, хотя в ней о нем много говорится. Дело "Миф" - для вас оказалось поводом исследовать, как функционировали спецслужбы и высшие советские органы управления после войны. Так вот, позвольте спросить вас, что же нового в этом вы открыли для нас и для себя? Владимир Козлов: - Вообще ничего нового ни для кого открыть нельзя, можно открыть только то, с чем люди готовы согласиться или открыть то, что они заведомо посчитают неправильным. Но, тем не менее, что касается себя лично, я не то, чтобы открыл, но я лишний раз убедился в том, что все наши представления о государственности 30-40-х годов страдают тем, что я называю сталиноцентризмом. В принципе то мифическое старое представление, что товарищ Сталин сидит в Кремле, не спит и знает все, и что без его ведома даже последний какой-нибудь комбайнер чихнуть не может, он узнает об этом, если тот чихнул в неправильную сторону, то это представление в принципиальных, важнейших вопросах оно не соответствует действительности. В общем-то выясняется еще и другое, что, наверное, наше представление о том, как вообще сталинская система власти функционировала, оно нуждается в серьезных изменениях. И то, что нам кажется, что действительно это есть некая единая направляемая воля, которой подчинено все, то есть тотальность, вот этой тотальности я не обнаруживаю, не обнаруживаю в частностях. Скажу сразу: не обнаружил я ее в конкретном эпизоде, но для меня это оказалось принципиально важным. Второй вопрос - это инерция той системы, она продолжает каким-то образом существовать. Смотрите, сколько прошло времени, в 70-м, кажется, году проводится другая операция, тоже с показательным, символическим названием, уже по указанию Андропова, "Архив" она называется, это уничтожение тел и развеивание их по ветру. А почему никто не попытался в то время идентифицировать остаток, тот фрагмент черепа, который хранился тогда в Центральном государственном архиве Октябрьской революции и социалистического строительства и те останки, которые лежали в Магдебурге на территории особого отдела? Почему Льва Безыменского, который в конце 60-х годов публикует материалы этого первого расследования, заставили фактически, как он сейчас сам об этом пишет, заставили фальсифицировать материалы, которые он публиковал? То есть от него потребовали, во-первых, изложить ту версию самоотравления, которая считалась безусловно верной и правильной и еще от него потребовали исказить точные даты погребения трупов и вся последующая история. Почему такая мощная инерция? Здесь я как раз и задал себе этот вопрос о том, как на самом деле прошлое живет в настоящем и как оно консервируется и когда оно оживет. И тоже самое я задаю себе вопрос о современной власти и о том имидже президента, который уже почти сформировался в массовом сознании, и о том реальном механизме функционирования современной власти в Кремле, которого я не знаю, но предполагаю, что он тоже не соответствует своему имиджу, как и имидж власти Сталина, и имидж власти Брежнева и так далее. То есть главное, что я для себя открыл, что наше представление о нашей власти - это исключительный миф и в каком-то смысле самообман, очевидно, помогающий нам с этой властью смириться. Владимир Тольц: Из прочитанного о том, как, по выражению Владимира Козлова "прошлое живет в настоящем", каждый из нас вычленяет что-то особое. В своем сочинении Владимир Александрович приводит многостраничные показания допрашиваемых энкаведешниками и смершевцами нацистов, сидевших с Гитлером в бункере. Приводит отчасти для того, чтобы показать, как в деле "Миф" дает сбой обычная для того времени механика допроса: следователи могут выколотить из немцев любые показания. Но рекордсмены дознания и сами в данном случае не знают, каких показаний им от своих подследственных добиваться... А те, готовые на все, лишь бы не били, не могут понять, чего от них хотят. И в результате говорят правду, для следствия совершенно бесполезную, но для тех, кто интересуется не только делом "Миф", но и историей крушения нацистского мифа, Третьего Рейха, бесценную. И вот фрагментом такого документа - показаниями телефониста из гитлеровского бункера Рохуса Миша, подготовленными для публикации Владимиром Козловым, я и хотел бы завершить сегодняшнюю передачу. Это - специально для тех, кто приноровился праздновать в апреле день рождения Гитлера. С напоминанием о том, как давно и бесславно в том же апреле кончилось их время. "30 апреля 1945 года я дежурил у телефона до 6 часов утра и до обеда спал. Я жил в одной из комнат, гардероба новой имперской канцелярии с унтер-офицером Кох. После обеда я пошел с фельдфебелем Штемпель в отдел печати за газетой. В помещении отдела печати находились: г-н Бойгс, Беккер и один незнакомый мне человек. Здесь я узнал, что иностранные известия принимаются по телефону уже только из двух заграничных пресс-бюро. Кроме того, мы говорили об отправленных один-два дня тому назад разведывательных отрядах к армии Венка, которая, может быть, все же сумеет нас освободить. <...> Из отдела печати мы пошли на радиостанцию, чтобы узнать, как обстоит дело с армией Венка. Но радисты не имели связи с нею. Это было в 2-3 часа пополудни. В послеобеденные часы я находился в своей комнате и укладывал некоторые вещи для моей жены и дочери<...>, так как узнал от г-на Цигнера, что <...>, возможно, будет предпринята попытка прорваться из центра города к армии Венка. Об этом я узнал часа в четыре от унтер-офицера Коха, который вернулся после тушения какого-то пожара. Так как я должен был работать ночью, то я в 16 часов опять лег, чтобы поспать до ужина (в 18 часов). Но я был очень взволнован и не мог уснуть. К тому же в соседних комнатах члены "гитлеровской молодежи" подняли большой шум. Часов в 18 пришел унтер-офицер Кох и сказал мне: "Ну вот, теперь мы свободны от присяги! Шеф застрелился! Теперь мы можем переодеться в штатское и бежать отсюда". На мой вопрос, когда это произошло, и кто это сказал, он ответил, что только что слышал об этом от Цигнера. Когда это было, он сам не знает. В этот вечер я ужинать не пошел, а пошел дежурить у телефона в том бомбоубежище, в котором, как говорили, застрелился Гитлер. В проходе старого бомбоубежища в это время как раз ужинали. За столом сидело лишь несколько человек, мне бросилось в глаза печальное выражение лиц. Я в этот раз спешно прошел в помещение коммутатора, был сам очень взволнован и не обращал внимания на то, что делалось вокруг меня. В новом бомбоубежище я увидел на скамейке имперского руководителя молодежи Аксмана с двумя другими руководителями молодежи, и обратил внимание, что у Аксмана на шее висел высший германский орден. И коридоре я видел также Монке, генерала Бургдорфа, адмирала Фосса; у входа в коммутаторную я встретил Мартина Бормана, он вышел как раз из той комнаты, где жил Геббельс. Там за столом жена Геббельса раскладывала пасьянс. Я зашел в коммутаторную, где стоял мой товарищ Рецбах. Он был очень взволнован. Он закрыл двери и сказал: "Шеф застрелился." Я сказал, что уже слышал об этом <...>, и спросил, когда это произошло и было ли что-нибудь слышно, он сказал, что около получаса или часа тому назад было слышно два выстрела. Фрейлейн Браун тоже застрелилась, он поспешил уйти, так как слышал, что сегодня вечером предполагается попытка прорыва под командованием Монке, а он еще совсем не подготовился. В 19 часов 30 минут пришел гауптштурмфюрер Швегерман с рюкзаком и бельем в руках. Я спросил его, что будет теперь, когда Гитлер застрелился? Он мне сказал: "Ничего, теперь все кончено! Единственное, что нам остается, это- прорыв". Я спросил еще, что будет делать Геббельс; тогда Швегерман сказал: "Вероятно, то же самое. Бауман и Борман хотят, правда, принять участие в прорыве". Затем Швегерман принес покушать. В это время пришел слуга Геббельса тоже с рюкзаком и бельем и сказал, что он должен приготовить ужин своему начальнику. В 20 часов вдруг позвонили по телефону генерал-майор Беренфенгер, просил соединить его с министром Геббельсом. Швегерман сказал, что министр находится в своей комнате, и что я могу его соединить, что я и сделал. Через полчаса опять позвонили. Это был подполковник Зейферт. Я его тоже соединил с Геббельсом. В это время в комнату входили также г-жа Кристиан и фрейлейн Крюгер. Последняя написала на машинке короткую стенограмму. Женщины были в штанах и тоже готовились участвовать в прорыве. У них был грустный вид, они нервничали и почти совсем не разговаривали. В 21 час 30 минут я ушел из коммутаторной в свою комнату в новой имперской канцелярии за рюкзаком. По дороге туда я не заметил никаких перемен. Г-жа Геббельс сидела в комнате, ведущей в коммутаторную, и курила папиросу. В коридоре Геббельс стоял с Монке. Я обратил внимание, что адмирал Фосс, на котором был теперь маскировочный френч без знаков различия, разговаривал с доктором Штумпфекером. За круглым столом в проходе к старому бомбоубежищу сидели генералы Бургдорф и Аксман. <...> Меня позвал гауптштурмфюрер Борман и спросил меня, куда я иду, есть ли еще работа внизу в бомбоубежище, и что там вообще делается. Я ответил, что работы больше нет, что у всех внизу очень грустный вид, что едва ли кто-нибудь станет теперь разговаривать и что я иду за рюкзаком. Борман сказал: "Да, теперь с телефоном кончено, теперь надо быть солдатом. <...>Борман сказал мне, что я как житель Берлина, не должен делать глупостей, а принять участие в прорыве. Ганзен добавил, что мы будем числиться в 5-м отделении.<...> Теперь уже везде можно было слышать о самоубийстве Гитлера. Даже в новой имперской канцелярии это уже не было тайной. В новом помещении унтер-офицер Кох укладывал свой рюкзак. Мы беседовали о том, что из любимых вещей взять с собой, и что удастся предпринять, и возмущались тем, что нам так долго лгали относительно Венка. Подошел г-н Вельцель из адъютантуры. Он попросил у повара водки и сказал, что никак не ожидал, что дело кончится так. Теперь Гитлер умер, и он в плен не сдастся. Лучше уж тоже пустить себе пулю в лоб. <...>В бомбоубежище картина была прежняя, только народу стало больше. <...> Дверь в помещение, где жили Гитлер и Браун была открыта За круглым столом сидели генералы Бургдорф и Кребс. Около них стоял группенфюрер Мюллер. На столе стояли рюмки с водкой. Вообще я заметил, что все много пили. В коммутаторной находились Швегерман, Окс, фрейлейн Крюгер и г-жа Кристиан. Ординарец Окс сходил за бутылкой вина, которую мы все вместе выпили. О смерти Гитлера вовсе не говорили, а только о семье Геббельса. Швегерман сказал, что детям, вероятно, перед сном дадут немного "сладкой водички", и дело будет кончено..." Владимир Тольц: Дело "Миф": "мертвое" дело о смерти Гитлера |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
