Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
17.5.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[23-02-05]
Поверх барьеров - Европейский выпускНовый фильм о Франсуа Миттеране. Красная армия и Европа. Рукоположение женщин в епископы . Русский европеец Владимир Печерин. Забытый писатель Ринальдо Петрович КюферлеРедактор и ведущий Иван Толстой Иван Толстой: Картина о Франсуа Миттеране только что была показана на Берлинском кинофестивале. Из Парижа - Дмитрий Савицкий. Дмитрий Савицкий: В исторический для Франции день, десятого мая 1981 года, вечером, я был на площади Бастилии. Не потому что вместе с гигантской толпой, запрудивший авеню Генриха Четвертого, улицу Сант-Антуан и бульвар Бомарше, я решил отпраздновать победу на выборах Франсуа Миттерана, я просто жил на улице, которая примыкала к площади. Пробиться сквозь толпу было непросто, это была сплошная человеческая река. На углу авеню и моей, рю де ла Серизе, в такси сидел бледный старик: таксист, повернувшись к нему размахивал руками. Сдвинуться с места такси не могло. На следующий день я узнал, что старик с пятого этажа вызвал такси, чтобы добраться до госпиталя. В такси он и умер. Правление тонтона, "дядюшки", как звали левые Миттерана, началось для меня с этой смерти и ...с освобождения эфира. Французский ФМ был полностью освобожден от цензуры и правил. В течение почти что года мы слушали совершенно невероятные вещи; больше всего станцию прямого либертинажа - "Карбон-Каторз". Через год тонтон навел порядок, учредил комитет по контролю, назначил на радио и ТВ на главные места своих друзей (точнее, подруг), и в Париже начали плодится совершенно новые журналы и газеты. Все левые, все, вдруг откуда-то получившие деньги на раскрутку. Моя подруга, Флоранс, забегая в анализе своем сильно вперед, четко сказала: "68 год, наконец-то пришел к власти..." Новые журналы меня интересовали, я работал внештатником в "Либерасьон", которая, полуживая и сильно бедная, вдруг разбогатела и стала строить огромное здание рядом с площадью Республики. Осенью 83 года я отправился на правый берег в редакцию, находившуюся недалеко от Марсовых Полей, знакомится с новым журналам и редколлегией. Журнал назывался "Глоб", и, как многие журналы той эпохи, снимал под редакцию просто большую парижскую квартиру, кажется, на пятом этаже. Я бывал в "Актюэле" и участвовал в создании "Л'Отр Журналь", и дух новых редакций мне был знаком. Но "Глоб" меня потряс: это была типичная комсомольская организация с одержимыми победой социалистов перевозбужденными мальчиками и девочками не старше 23 лет. Главным редактором был эдакий молодой комсомолец, высокий с розовыми щеками, курчавый, Жорж-Марк Бенамо, которого, под занавес жизни, под занавес Елисейского дворца и выбрал тонтон Миттеран на роль биографа. Фотографии не повзрослевшего, а рано состарившегося Жоржа-Марка Бенамо на этой неделе украшают обложки еженедельников и уличные афиши. Его книга о Миттеране стала базой для сценария фильма, только что вышедшего на экраны: "Le promeneur du Champ de Mars", "Прогуливающегося по Марсову полю", "Фланёра Марсовых Полей" или же, как еще переводят это название в российской прессе - "Последнего Миттерана"... Официальная квартира тонтона находилась не близко, на улице Бьевр, въезд на которую охраняли полицейские, но рядом с Марсовыми полями, под охраной спецслужб, жила его любовница Анн Панжо и его дочь, Мазарин. Марсовы поля были местом тихим, хорошо просматриваемым, здесь было легко беседовать, особенно с теми, кто слушает вас, затаив дыханье. Франсуа Миттеран: Вам, конечно, известно, что меня постоянно очерняют. Но ведь все эти 14 лет, что редкость в истории Франции, страна не знала ни войн, ни серьезных кризисов, ни социальных драм... Лишь длинный период мира... И вы знаете, ЧТО скажут? Скажут, что после меня перемены все же возможны, но что ЛЕВЫЕ больше никогда не будут для общества чумою... ... Аферы, коррупция... Их будут гораздо меньше связывать с эпохой моего правления, чем многие нынче думают... У правых этих "афер" было куда как больше ... И - почище наших... Но в ожидании перемены власти, они почему-то уверились в том, что стали чистенькими. Они попросили своего министра не ехать на красный свет! "Гражданин, красный свет для всех!" О чем они бубнят? О том, что со мной, с моим уходом, настанет конец монархии. И нужно будет перевернуть страницу... Но я не страница! Я НЕ страница, которую легко вырвать. Вы согласны? Бенамо: Но общественный "мир" не существует, господин президент! После падения берлинской стены кто-то написал, что настал конец Истории. Я же думаю наоборот; я думаю, что мечта коммунистов о равенстве глубоко пустила корни в мечтах человечества... Франсуа Миттеран: Не принимайте себя за - человечество. Это мечта, которую я оставил... И мне этой мечты не хватает... Но, увы это так... Дмитрий Савицкий: Фонограмма фильма Робера Гедигьяна "Последний Миттеран". Робер Гедигьян - коммунист. Франсуа Миттеран практически покончил с мощной компартией Франции, сместив центр левого крыла к социалистам. Гедигьян вряд ли это забыл. Для того чтобы снять фильм, который некоторые российские кинокритики почему-то назвали "документальным", ему нужен был Жорж-Марк Бенамо, так же коммунист, и - нужны были деньги. Но Франция не США, где снимают фильмы про президентов, поэтому найти деньги было весьма трудно. TF1 - первый частный телеканал и Francetelevisions - отказались. Но франко-немецкая АРТе в итоге согласилась. Ее директор, Жером Клеман заметил, что "Франция с трудом смотрит в лицо своей собственной истории. Нам далеко до Великобритании, где Channel Four выпустил в 2003 году художественный фильм Стефана Фрирса "Договор", о секретной сделке двух лидеров лейбористов: Гордана Брауна и Тони Блэра, о том, КАК ПОДЕЛИТЬ власть... В США, от Кеннеди до Никсона, биографии президентов просто-напросто киножанр..." Но и с записанными Бенамо мемуарами Миттерана, и с деньгами АРТе Робер Гедигьян не смог бы снять "Le promeneur du Champ de Mars", если бы Мишель Буке, уникальный актер, прежде всего, театра, не согласился бы сыграть Миттерана. Без Буке фильма бы просто не было. Вот как Мишель Буке объясняет, почему он согласился сыграть Миттерана; отрывок из его интервью Франс-Кюльтюр: Мишель Буке: Я прочитал сценарий Жиля Торана, основанный на расшифровке кассетных записей Бенамо и самого Миттерана, и мне показалось, что было бы замечательно воспроизвести диалог Франсуа Миттерана. Эта идея меня и убедила в том, что стоит согласиться на эту роль. Потому что в диалогах Миттерана на кассетах был интимный Миттеран, который в то же самое время оставался Миттераном официальным. И этот интимный Миттеран оказался весьма простым. Он, как и все остальные, двумя ногами стоял на французской земле, но с пониманием сути вещей, которое есть не у всех... У него было ощущение призвания, судьбы и своего места в истории... Он знал, что это было опасно, но он знал так же, КАК именно он должен был этому призванию следовать! И он его осуществил. Этот Миттеран мне помог понять Миттерана официального, чьи политические акции мне не всегда были по душе. Решения, которые он принимал, Маастрихская Хартия, к примеру, меня ужасали. Но со временем я понял, что это было единственно верное решение. Впечатление от диалогов меня и соблазнило, и теперь я Миттерана лучше знаю - именно по этой роли в сценарии". Дмитрий Савицкий: В одном можно не согласиться с чудесным Мишелем Буке (о чем пишут, кстати, многие критики): в фильме нет диалога с Миттераном, есть его монолог, так как Миттеран, в чем и он сам не сомневался, был последним монархом, пришедшим в лагерь левых из лагеря правых и прекрасно понимавшим, что именно этого ему правые и не прощают. Скорее всего, он и остался "правым", но со стороны правого политического крыла у него не было никаких шансов заполучить Елисейский дворец. Молодые волки его бы не пустили. Отсюда и все его парадоксы: он создал новых левых, и новую левую буржуазию, "икорных" левых, как у нас говорят - gauche-caviar. Он был вождем левых, оставаясь, как пишет "Тайм", "принцем буржуазии, которых (левых) и продал". Он был участником Сопротивления и чиновником администрации правительства Виши. Его считали другом евреев, но он никогда не покаялся в своей долгой дружбе с главой полиции Виши, Рене Буске, который организовывал облавы и депортацию евреев. И, быть может самое интересное, хоть и случайное, совпадение: в момент выхода на экраны фильма Гедигьяна, в Париже полным ходом идет процесс по делу о подслушивании граждан, по крайней мере, 150 человек, о подслушивании по приказу Франсуа Миттерана. Среди тех, кого записывали спецслужбы, были и журналисты, и писатели, и актеры. Президент хотел знать интимные подробности жизни одних, и поступки других (писателя Жана Эдерна Алье, к примеру), которые могли бы выдать прессе правду о его внебрачной дочери и о его любовнице. Миттеран знал, что он монарх и хотел полностью сохранить свой, отретушированный им самим, образ монарха. Недаром в фильме он говорит: Франсуа Миттеран: Я последний из великих президентов. После меня у власти будут лишь финансисты да бухгалтеры... Дмитрий Савицкий: Франсуа Миттеран до сих пор завораживает, не зрителей, нет - французов вообще! Революция во Франции никогда не кончается. И не смотря на свист ножа гильотины, слухи о том, что король выжил, что наследник уцелел, распространяются сразу же после казни. Один английский историк сказал: демократия сильнее там, где выжила монархия. Там где она была уничтожена, правительство, автоматически, принимает ее формы, оно менее свободно, чем в странах, где эти роли разделены... Иван Толстой: Рукоположение женщин в епископы. Британская реальность, британская полемика. Из Лондона - Юрий Колкер. Юрий Колкер: Свершилось! Синод англиканской церкви проголосовал за то, чтобы разработать пути рукоположения женщин в епископы. Шаг это именуется тут историческим. А как иначе?! Чтобы понять, какой это скачок в будущее, вспомним прошлое. Давно ли в Британии суфражисток в тюрьму сажали? Суфражисток - которые всего-навсего добивались для женщин права голоса на парламентских выборах. Как раз сто лет назад, в 1905-м году, за протест, устроенный на съезде либеральной партии, угодила за решетку госпожа Кристабел Панкхёрст. Потом, правда, она орден британской империи получила, но на это ушло еще тридцать лет борьбы за права женщин. К слову сказать, дело суфражисток вполне восторжествовало в Британии только в 1928 году. До этого избирателями были только мужчины. А тут - настоящий переворот в церковных делах! Правда, он давно готовился. Уже в ноябре 1992 года в стране начали рукополагать женщин в священники. Но руководство англиканской церкви рассудило, что викарий и приходский поп - это одно, а епископ - другое. Момент характернейший и очень британский: тут вообще не из логики исходят, не из прямой аристотелевой логики или здравого смысла, а из логики традиции. Не может душа человека сразу принять перемен, нарушающих весь привычный строй жизни. Новое должно пробивать себе дорогу постепенно, исподволь. Тогда и революций не будет, с присущими им хаосом и жестокостью. Совершенно в духе этих соображений находится и новое решение синода. Оно гласит: да, мы в принципе за рукоположение женщин, но - не с завтрашнего дня, а с 2010 года. А сана архиепископа Кентерберийского женщина сможет удостоиться не ранее, чем в 2020 году. Так сказать, самое страшное отложено на потом, переложено на преемников. К тому времени сознание верующих уже будет готово проглотить и эту пилюлю. Решение синод принял подавляющим большинством голосов - но было бы ошибкой думать, что всё прошло гладко и что в будущее ведет асфальтированное шоссе. В англиканской церкви решения вообще принимаются большинством в две трети, мало того, церковь - демократична сверху донизу, берет в расчет не только голоса иерархов, но и голоса прихожан. Из этого видно, что трудностей не избежать. Одна из них уже тут: традиционалисты требуют уступок, намерены отвоевать себе, как они выражаются, "третью провинцию": церковный анклав, в котором не будет женщин-епископов. (Заметим, что и сейчас есть приходы, не принимающие женщин-священников; эти приходы обслуживают так называемые "летучие епископы": священники, присылаемые на одно богослужение). Наконец, и принятое решение уязвимо. Архиепископ Кентерберийский, доктор Роувен Уильямс, заявил, что в июле синоду вторично предстоит голосовать по поводу сроков перехода к этому радикальному новшеству. Прелат не скрывает, что разногласия в церкви остались - и что они носят резкий характер. Но ясно и то, что женщины-епископы будут. Таков глас народа. Уже сейчас для проведения новшества в жизнь создана комиссия под руководством гилфордского епископа Кристофера Хилла. Организационной работы предстоит прорва. Характерно вот что: даже недовольные в большинстве своем не решаются прямо сказать, что новшество для них неприемлемо (или что оно идет вразрез с Писанием). Они лукавят: говорят, что лучше - повременить. Но всё-таки два принципиальных возражения на заседании синода прозвучало. Патрик Мартин из епископата города Эксетера заявил, что женщины-епископы отдалят воссоединение англиканской церкви с католической и православной - как если бы такое воссоединение стояло на повестке дня. Насколько мы видим, ни католики, ни православные к экуменическому единству не стремятся. Представители обоих конфессий держат приверженцев англиканской церкви за отщепенцев. Для них это - самая обочина христианства, почти еретичество. И, конечно, преподобный Мартин прав: католики женщин к амвону не подпустят. Православные - и подавно. У них в традиции преобладает ветхозаветный дух. В России, заметим, всё народное религиозное творчество, всё сектантство - веками шло по направлению от Нового завета к Ветхому. Но Мартин не прав в другом: женщины-священники - уже помеха, и такая, что женщины в митре ничего не изменят. А второе возражение вот какое: член синода Джеральд О'Брайен из Рочестера заявил, что женщины "верят иначе, чем мужчины"! Эти слова вводят нас в самую сердцевину спора, уводят на тысячи лет в прошлое. Дело в том, что апостолы и евангелисты нигде не возражают против рукоположения женщин - по той простой причине, что им такое и в голову прийти не могло. Для них это было язычеством. В язычестве - женщины-жрицы известны с незапамятных пор, но их никогда не было в иудаизме, из которого вышло христианство. Там (как и в мусульманстве) место женщины - у домашнего очага. Она - в лучшем случае спутница мужчины, мать его детей. Ни в политике, ни в религии поздней Иудеи (эпохи фарисейства и Христа) женщина никакой роли не играла. Так это повелось и у христиан. То есть противоречие тут - со священным преданием, не с писанием. И рукоположение женщин в глазах традиционалистов - отдает язычеством. Итак, британцы - "впереди планеты всей": епископы-женщины, епископы-гомосексуалисты! Или, во всяком случае, впереди всей Европы. В Соединенных Штатах (стране самого деятельного религиозного творчества) и не такое возможно. Однако спросим: куда ведет этот прогресс? Не в сторону ли полного неверия? Ведь именно здесь, в Британии, священнослужители, притом высокого ранга, не раз открыто заявляли, что их личная, индивидуальная вера - небезупречна, что они подчас сомневаются в самом существовании Бога. Можно ли такое услышать от священника католического или православного?! А тут - пожалуйста! Несколько недель назад один англиканский иерарх прямо с экрана телевизора убеждал нас, что по самой своей этимологии религия не с Богом связана, а с людьми. Латинское слово religio ничего о боге не сообщает, никакого бога не подразумевает. Оно означает совестливость - и даже сомнение. Заметим, кстати, что и апостолы - сомневались, а Фома (по-английски Томас) так даже в поговорку вошел - именно как неверующий. (78) Выходит, что дорогу к неверию начали прокладывать английские суфражистки. Ведь это они сделали первый шаг в сторону стирания половых различий. Сейчас мужчины и женщины равны уже почти во всем. Но ведь жизнь-то биологическая, не говоря о культурной, держалась всегда на различии полов, эволюция биологическая и эволюция культурная всегда пестовали эти различия - во имя продолжения рода человеческого; звали к домострою, говоря по-русски. А теперь библейская заповедь "плодитесь и размножайтесь" повсеместно нарушается. Женщина свободна и равноправна, ура, зато рождаемость падает. Выходит, что справедливость и равенство (которых требует современность и наша с вами душа) направлены против рода человеческого, против продолжения жизни. А началось с малого: с того, что род грамматический в английском языке атрофировался. Борьбу за равенство полов подсказало суфражисткам языковое равенство. Английское слово bishop - епископ - рода лишено, одинаково приложимо к женщине и мужчине. Вот вам живой пример того, как грамматика влияет на политику и религию. Иван Толстой: Между мировыми войнами Советская Россия, создававшая и укреплявшая свою армию, и Германия, которой по Версальским соглашениям армию иметь было запрещено, начали вынужденное сближение. Петербургский историк Юлия Кантор, работающая над книгой о маршале Тухачевском, изучала в архивах Мюнхена, Кобленца и Фрайбурга документы о военно-политическом сотрудничестве двух стран. Это сотрудничество, начавшееся вскоре после Версальского договора и продолжившееся после заключений раппальских соглашений, сказалось на судьбах Европы не только в 20-е годы, но и после прихода к власти Гитлера. Юлия Кантор: История армии любой страны начинается с того дня, когда эта армия создана. Потому днем Красной или Советской Армии, следовало бы считать 27 июня 1918 года - день формирования Первой красной армии, а отнюдь не позорное бегство большевистских частей из под Пскова 23 февраля. Но советская история, в том числе, и военная, полна идеологических мифов, подменивших реальные события вымышленными датами, а имена их вершителей - фамилиями безликих приспешников вождей. На протяжении всей советской, да и постсоветской истории, первыми в ряду создателей Красной армии называли Ворошилова и Буденного, сквозь зубы цедя имя реального создателя Первой армии советской России - Михаила Тухачевского. Его недолюбливали большевики, ибо он никогда не был до конца своим, его не терпят радикальные историки нового времени - за то, что огнем и мечом укреплял тоталитарное государство. Карьера Тухачевского во время Гражданской войны началась с невиданного взлета. Он сразу стал командующим армией. Столь стремительное возвышение, такой виток судьбы мог оказаться нестерпимым испытанием для человека, не верившего в свою исключительность. "Тухачевский победил белых под Симбирском, спасши Советы в момент смертельной катастрофы, когда в палатах древнего Кремля лежал тяжелораненый Ленин. На Урале он выиграл "советскую Марну" и, отчаянно форсировав Уральский хребет, разбил белые армии адмирала Колчака и чехов на равнинах Сибири. Он добил и опрокинул на французские корабли армию генерала Деникина", - вспоминал белоэмигрантский военный историк и публицист Роман Гуль. Ни один из полководцев первых лет Советской власти не участвовал в таком количестве знаковых по качеству военных событий, ни один не укрепил новый политический строй столькими победами. Позади у Тухачевского - пять орденов Первой мировой войны, долгий плен пять побегов из этого плена. Гражданская война стала для него прежде всего возможностью самореализации. 1918 год. стал для большевиков самым, пожалуй, трудным периодом за весь период Гражданской войны. Красная армия контролировала не более 1/15 территории бывшей Российской империи. Остановились заводы, недовольство охватывало рабочих, убеждавшихся, что вместо выполнения громких увлекающих обещаний, большевики насаждают в стране экономическую разруху и политический диктат. Крестьянство, недовольное политикой продразверстки, начало отходить от поддержки большевиков. Представители различных партий - от эсеров до анархистов - призывали к решительной борьбе против большевистского режима. У Советов не было боеспособной армии, без которой в условиях затяжной Гражданской войны невозможно было удержать власть. Главнокомандующий вооруженными силами республики А.Ф.Мясников в июне 1918 года представил Ленину и Свердлову докладную записку, в которой состояние армии характеризуется как катастрофическое. Армии еще нет, говорилось в записке, ее необходимо срочно создавать. Создавать ее было поручено 25-летнему Михаилу Тухачевскому. 19 июня 1918 года Тухачевский был направлен на Восточный фронт, считавшийся в то время для Советской власти первоочередным. 27 июня 1918 года Тухачевский прибыл из Казани, где располагался штаб фронта, на станцию Инза, чтобы вступить в должность командующего I Революционной армией, которой еще не было, и которую ему предстояло сформировать из разрозненных отрядов. Командарму-1 было 25 лет. "Сами части, почти все без исключения, жили в эшелонах и вели так называемую "эшелонную войну". Операции или бой они признавали лишь постольку, поскольку участие в них отряда было обеспечено всевозможными удобствами и безопасностью. Были и такие части, которые нашему командованию приходилось бояться чуть ли не так же, как и противника. Такова была та тяжелая обстановка, в которой пришлось работать весной и летом 1918 года", - писал впоследствии Тухачевский. Вопрос об использовании военспецов из царской армии дискутировался партийной верхушкой большевиков крайне жестко. С лета 1918 года большевикам, несмотря на крайнюю антипатию к бывшим офицерам, пришлось перейти к их мобилизации в массовом порядке. Тухачевский стал первым, кто призвал в свою армию кадровых царских офицеров. В советской историографии их роль в строительстве армии замалчивалась. В постсоветское время эта тема также находится под спудом - принято считать, что царское офицерство либо умыло руки после революции, либо ушло к белым. Это не так: к началу 20-х годов около 90-процетов командного состава по всей военной иерархической лестнице было из царских офицеров. Бывший поручик царской армии Тухачевский декларировал: "Я знаю настроения офицерства. Среди него есть отъявленные белогвардейцы. Но есть и искренне любящие свой народ, родину. Надо помочь им пойти с народом, а не против него". Для укомплектования войск Восточного фронта командным составом Тухачевский издал приказ о мобилизации офицеров бывшей царской армии. Он был опубликован 4 июля 1918 года и с этого же момента вступал в силу. Это был первый опыт использования царских офицеров в Красной Армии, и опыт успешный. Армию нужно вооружать, ее нужно строить. Германия и Россия - две парии Европы после позорного для них окончания Первой Мировой войны вынуждены были координировать свои действия. Они были партнерами от безвыходности. Россия нуждалась в современных вооружениях и технологиях, Германия - в территориях для военных производств и школ, который по Версальским соглашениям ей запрещено было иметь. Первые договоренности были достигнуты между Москвой и Берлином в 1920 году, а письменные соглашения в 21-м. В них оговаривались вопросы вооружений армии. Раппальский договор, созданный на основе этих соглашений, подписали министры иностранных дел Ратенау и Чичерин. Так начинались завод "Юнкерс" в подмосковных Филях, выпускавший самолетные моторы для Красной Армии, и специальный отдел на Путиловском заводе в Петрограде, занявшийся изготовлением тяжелых мин и гранат для Германии. Потом открылась танковая школа в Казани и летная - в Липецке. Практиковался постоянный обмен офицерами и инженерами. Тухачевский, представлявший официальную военную элиту советской России, был одним из кураторов этих контактов. Тухачевский в 1932 году был представлен Гинденбургу. Он же, активно приветствуя эти контакты до прихода Гитлера к власти, в 1933 году, первым выступил за их прекращение. У Сталина была иная точка зрения. В 1935 году Тухачевский публикует в "Правде" статью под названием "Венные планы Германии". Изначально статья имела заголовок "Военные планы Гитлера" и содержала, кроме того, весьма жесткую критику гитлеровского режима. В архивах сохранился оригинал этого текста с правкой Сталина. Вождь трудящихся исправил заголовок, убрав имя фюрера, и смягчил общую тональность. Однако выступления Тухачевский настойчиво пытается развивать обороноспособность страны, ориентируясь на хорошо знакомый ему потенциал Германии и на внятно определившийся вектор ее военно-политического развития. Тухачевский инициирует создание новых вооружений и научных исследований. Туполев и Королев - в его поле зрения, строительство танков в Ленинграде - тоже. Но броню сталинского клеврета Ворошилова не пробить. 26 октября 1935 года Тухачевский внятно заявляет немецким дипломатам: Если начнется война между Германией и Советским Союзом, что было бы страшнейшим несчастьем для обоих народов, Германия увидит другую Росси. Красная Армия многому научилась и многое наработала". Весной 1936 года отношения между Красной Армией и рейхсвером были на стадии перелома. Обмен офицерами на стажировках и совместные учения были приостановлены. Военный атташе генерал Кестринг информировал Берлин: "Перелом возник из-за речи Маршала Тухачевского в Совете обороны, которая была явно направлена против Германии. Хрупкий раппальский договор дал трещину. "Меня неприятно поразил недружественный по отношению к Германии тон Тухачевского", - писал Кестринг. Когда Тухачевского и остальных осужденных после оглашения смертного приговора уводили из зала судебного присутствия, он сказал: "Вы стреляете не в нас - вы стреляете в Красную Армию". Резонанс от процесса был огромен во всей Европе. Современники тех событий, и исследователи конца двадцатого века назвали дело Тухачевского событием, не только определившим судьбы советской России, но и всей Европы. Гитлеровский министр пропаганды Йозеф Геббельс, несколько дней спустя после расстрела маршала запишет: "С Тухачевским покончено. Бойня в Москве вызывает большое потрясение в во всем мире, ужаснувшемся от кровавых приговоров в Москве. Фюрер разговаривал с нашим послом в Москве Шуленбургом. Там террор, убийства, интриги - и только. И это государство трудящихся. Фюрер смеялся от сего сердца... Теперь мы должны быть готовы". Они подготовились - к 22 июня 1941 года. Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня - Владимир Печерин. Его представит Борис Парамонов. Борис Парамонов: Владимир Сергеевич Печерин (годы его жизни 1806-1885) - интереснейшая из фигур русского западничества, или, в его случае будет много лучше сказать, европеизма. Начать с того, что почти всю свою долгую - 79 лет - жизнь он провел за границей. Родился он в семье офицера, сумевшего дать ему самое высшее образование. В Московском университете Печерин проявил выдающиеся способности и еще студентом был привлекаем к научной работе в области классической филологии. Его взял под свою ферулу печально известный Уваров - министр просвещения, считавшийся ученым классиком, а также мишень многих двусмысленных эпиграмм; вот это покровительство человека могущественного, но пользующегося дурной славой, не только помогало Печерину, но и смущало его. "Я стоял на краю зияющей пропасти",- писал об этом Печерин одному из друзей. Однако ему крупно повезло: в числе ряда других способных выпускников Московского университета он был в самом начале тридцатых годов отправлен в Европу, в Германию совершенствоваться в науках, чтобы по приезде занять в альма матер профессорское место. Так и случилось. Но преподавание античной мудрости не удовлетворяло Печерина, хотя он пользовался у студентов огромной популярностью. В июне 1836 года, отпросившись в отпуск, Печерин уехал за границу и из этой поездки не вернулся. Четыре года он скитался неизвестно где - и кончил тем, что в 1840 году принял католичество и вступил в очень строгий монашеский орден редемптористов (проповедников). Базирован был в Англии, где его обнаружил Герцен, оставивший в "Былом и Думах" главу об их встрече, с приведением короткой, но чрезвычайно богатой мыслями переписки. Герцен, однако, допустил досадную неточность, взяв на веру обвинение Печерина в сожжении протестантских библий - как пример католического фанатизма. Установлено, что это была провокация, и по суду Печерин был полностью оправдан, а не просто помилован, как пишет Герцен. Все эти подробности выяснены в книге о Печерине Михаила Осиповича Гершензона. Это замечательное сочинение; можно сказать, что Гершензон совершил научный подвиг, собрав по кускам жизнь пропавшего из России человека - склеил вазу из черепков. А ваза действительно драгоценная: Печерин был крайне интересный человек. У нынешнего русского, отнюдь не враждебного мысли о вживании в Запад, может возникнуть некоторое недоумение: почему Печерин, образованнейший человек и, прежде всего, лингвист, знавший в совершенстве уйму языков, включая санскрит и арабский, не сумел занять в Европе подобающего себе положения? Да и в той же католической церкви, если уж пришло ему на ум уйти из мира? У него были все данные для того, чтобы стать большим католическим ученым, светилом церкви, занять высокое место в Римском клире, - а он глухо канул в нищенском ордене, выйдя из безвестности только на короткое время, да и то скандалом. Слов нет, нелюбовь Печерина к режиму николаевского царствования сомнений не вызывает, и его побег на Запад можно объяснить в частности и этим политическим диссидентством: случай Герцена. Но, сдается мне, человек он был покрупнее Герцена, хотя как раз и не выявшимся столь ярко, как последний. Вот тут надо искать разгадку: Печерин был человек себя похоронивший - сознательно и намеренно. Печерин всю жизнь писал стихи, в молодости в России даже печатался, а потом одну его поэму опубликовал за границей тот же Герцен. Она называлась "Торжество смерти" и была, как известно, спародирована Достоевским в "Бесах". Один его стихотворный фрагмент до сих пор не забыт и часто приводится в доказательство русофобии отечественных западников: Как сладостно отчизну ненавидеть Я бы не стал усматривать в этих строках русофобию. Печерин был мизантроп и жизнененавистник - как бы Бакунин в мягком варианте. Обратим внимание на слово "денница": это ведь не только свет дня, но имя ангела разрушения и мести - Люцифера, попросту говоря, Сатаны. Печерину, несомненно, была свойственна некая сатанинская гордыня: это не только Бакунин (в жизни человек весьма безалаберный, вообще несолидный, богема, а по-нынешнему так и хиппи), но и Лермонтов со своим Печориным, и позднейший Ставрогин Достоевского. Русский странник как гордый человек: тема пушкинской речи Достоевского имела в виду как раз этих людей, их тип. А Россия тут как бы и ни при чем - не более чем случайная мотивировка для отмеченной гордыни. Гершензон в своей книге правильно указывает, что ситуация тридцатых годов 19-го века в Европе отличалась странной смесью старокатолических идей - как реакция на обанкротившееся просветительство Французской революции - и новых социалистических утопий, всяческого сен-симонизма и фурьеризма. Где-то оба этих течения сливались, на какой-то экзистенциальной глубине: католицизм как обновившееся обетование всемирного устройства против буржуазно-индивидуалистического духа послереволюционной Европы. И тогда же, что страшно важно, появился тип байронического человека; собственно говоря, сам Байрон появился, по масштабу некий пост-Наполеон, оказавший громадное влияние на мыслящих людей того времени, носитель нонконформистского дэндизма, а если угодно, и демонизма. Вот Печерин - наш, Владимир Сергеевич, - и принадлежал к такому типу тогдашних продвинутых молодых людей. Гершензон так резюмирует его проблему: "Его личность безраздельно слилась с его мечтою, и личная слава манит его только как апофеоз его мечты. Ветхий мир должен быть разрушен, на его месте должно водвориться царство свободы и радости, - и это сделает он, предназначенный к тому судьбою... Что здесь было средством и что целью, - освобождение ли человечества или собственная слава, - кто возьмется это решить? ... Мы заранее видим, что он был вдвойне обречен року за свое двойное безумие - за веру в то, что чудо близко, и что оно свершится именно чрез него". Испытав крах таких мечтаний, не думалось уже о карьере и комфортной жизни католического богослова, ученого патера, лингвиста-археолога веры. Это было бы мелким компромиссом - мелким уже потому, что компромисс. А Печерин был человек гордый. И ушел из мира он красиво, как бы ни печаловался о нем Герцен. За небесные мечтанья писал Печерин в раннем стихотворении. Слова "небесные мечтанья" твердому определению не подлежат по самой их природе, вернее анти-природе. И о России, понятно, тут речи нет тоже - ни в каком смысле. Тема Печерина - не Россия и Запад, а небо и земля: тема, конечно, устаревшая. Иван Толстой: 50 лет назад скончался неизвестный в России писатель Ринальдо Петрович Кюфферле. Михаил Талалай расскажет о его судьбе. Михаил Талалай: В воскресенье 20 февраля исполнилось ровно полвека со дня кончины выдающегося итало-русского писателя и переводчика Ринальдо Петровича Кюфферле, ушедшего из жизни в 55 году в Милане, а родившегося на берегах Невы, в Петербурге, в 1903 году. Русская публика слышит это имя впервые - о нем у нас пока не написано ни единой строчки. В Италии Кюфферле знают лучше, и это понятно: он блестяще перевел множество отечественных классиков. Вот неполный перечень: Пушкин ("Борис Годунов" и "Маленькие трагедии"), Достоевский ("Бесы", "Игрок"), Тургенев ("Накануне", "Отцы и дети"), Бунин ("Жизнь Арсеньева", "Митина любовь"), Зайцев ("Афон"), исторические романы Алданова. Недавно в Риме вышла оригинальная книга русистки Клаудии Скандуры: "Сто лет переводов", библиографический словарь переводов русской литературы на итальянский, и в ней список Кюфферле занимает обширное место. Однако он и сам был замечательным писателем... Мое знакомство с Кюфферле началось много лет назад, еще в Ленинграде. Правда, это был Кюфферле-отец, и, кроме того, я даже не знал этой непростой фамилии. Но знал произведения отца, точнее одно - божественно красивую статую Христа, водруженную на Новодевичьем кладбище, что у Московского проспекта. Это действительно потрясающая вещь, и вокруг этой скульптуры, у могилы безвестной генеральши Вершининой, сложился целый культ: всегда цветы, посетители. Однажды я увидел эту статую, закатанную в нижней части в бетон - оказалось, что ее попытались похитить, но добровольные охранники работы Кюфферле задержали злоумышленников, отняли статую и забетонировали. Теперь это произведение итальянского скульптора с немецкими корнями, эмигрировавшего в императорскую Россию, поставлено на государственный учет. Итак, отец работал благополучно в северной столице, немного в духе Марка Антокольского, имел много состоятельных заказчиков как портретист, и после революции, понятное дело, уехал, вместе с супругой, из литовско-русской семьи, и 15-летним сыном. Позднее литератор гордился, что в его жилах поровну смешались четыре крови: немецкая, итальянская, литовская и русская. В семье Кюфферле говорили по-русски, и мальчик, сын итальянского подданного, формально не эмигрант, рос в эмигрантской среде, и ему была с юности близка русская ностальгия. Именно поэтому он первым познакомил итальянцев с творчеством наших эмигрантов, помимо уже упомянутых, с Тэффи, Амфитеатровым, Мережковским, в частности, с его монументальным трудом Данте. С этой книгой Кюфферле пришлось пережить немало затруднений. Он был убежденным антифашистом и даже ушел из престижной газеты Сorriera della Sera, дабы не иметь дело с режимом, в то время как Дмитрий Сергеевич Мережковский поддерживал Муссолини, и более того - писал свой роман "Данте" на гонорар, выделенный по приказу самого дуче. Но ради искусства и старой дружбы с Мережковскими переводчик решился на этот большой труд, который в итоге был очень холодно встречен в самой Италии: религиозные поиски Мережковского тут восприняли как отголоски средневекового мракобесия, в лучшем случае - как проявление экстравагантной русской души, оторванной от родной почвы. Особенная дружба связывала Кюфферле с Вячеславом Ивановым, и ему на Авентинский холм он отсылал все свои публикации, с пространными дарственными надписями: они сохранились в Архиве поэта. После войны миланец родом из Петербурга нашел себе новое поприще - стал писать на итальянском либретто для русских опер, которые во множестве ставили в миланском Ла Скала. Таким образом, арии Римского-Корсакова, Стравинского, Мусоргского исполнялись в те годы на тексты Кюфферле. Теперь его тексты больше не поют - победил новый подход исполнения на языке оригинала. От русской культуры его отвлекала лишь одна страсть - любовь к антропософии. Ознакомившись с учением Рудольфа Штейнера, он почувствовал в нем нечто очень родное. При фашизме заниматься антропософией он открыто не мог, а с падением режима стал издавать первый такого рода в Италии журнал, так и названный Антропософия, став живым классиком этого вероучения. Однако самые главные мотивы его творчества - эмиграция, ностальгия, изгнанничество, насильственное раздвоение между дальними культурами и попытки их связать, построить между ними мосты, даже своей личной судьбою. Об этом он пишет в сборнике биографических эссе "Персоны и персонажи". Один из его самых лучших романов тоже посвящен "первой волне", еще тогда так не обозначенной. Назван этот роман символично "Ex Russi", "Бывшие русские". Это прекрасная литература, напоминающая тонкую прозу его друзей-эмигрантов из Парижа, и она еще ждет своего переводчика. Вот так уж получилось, что Кюфферле перевел около двадцати книг с русского на итальянский, и написал примерно столько же, но из его собственных произведений не переведено ни одной фразы. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
