Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
17.5.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Время и Мир
[28-04-05]

Политологи говорят об "официальном заказе путинской истории России"; Что происходит с первыми накоплениями будущих российских пенсионеров? Китай, Европа, эмбарго, оружие. Спор не столько о политике; Законотворчество вокруг средств информации: там, где свободы слова нет

Ведущая Ирина Лагунина

Ирина Лагунина: 27-28 апреля 2005 года в Российском государственном гуманитарном университете в Москве прошел Международный научно-образовательный форум "Двадцать лет Перестройке: эволюция гуманитарного знания в России". Рассказывает Владимир Тольц.

Владимир Тольц: Темы докладов, круглых столов и дискуссий Форума касались не только прошлого и истории перестройки. Речь шла и о проблемах сегодняшнего дня, и о перспективах российских реформ. Об этом говорил почти каждый из докладчиков на пленарном заседании Форума, среди которых были не только российские и зарубежные ученые, но и высокопоставленные дипломаты.

Но "звездой" пленарного заседания оказался, конечно же, Михаил Сергеевич Горбачев, безостановочно отмечающий 20-летие Перестройки уже второй месяц.

На сей раз его очередное юбилейное выступление было адресовано прежде всего молодежной аудитории и посвящено подготовке и проведению Перестройки.

Михаил Горбачев: Я думаю, что бурный наш прошлый век 20 стал свидетелем многочисленных попыток найти, нащупать, определить существенно новые маршруты социального прогресса. Маршруты, которые бы выводили к границам общества более справедливого, более гуманного. Это то, что было в центре всего 20 века. Последняя четверть ушедшего столетия была отмечена одной из наименее традиционных попыток найти новую парадигму развития, новый путь истории - не больше, не меньше. Эта попытка была предпринята в государстве, называвшемся тогда Советский Союз. Половина зала помнит это хорошо, а другая половина только еще родилась. И эта попытка - перестройка. Перестройка была захватывающе интересным, но и труднейшим периодом. Хотя бы по той простой причине, что путь, на который она встала и вывела страну, был совершенно уникальным. До 1985 года история не знала ни одного примера конверсии коммунистического тоталитаризма в демократию, плановой, тотально государственной экономики в рыночную. Получилось так, что любой шаг вперед должен был бы быть и не мог не быть настоящим открытием.

Владимир Тольц: Горбачев отверг стереотипные упреки "отцам перестройки" в том, что у них якобы не было плана задуманных преобразований.

Теперь, отметил Горбачев, подводя итог, "можно с полной уверенностью сказать, что начало Перестройки было правильным решением". Основным результатом Перестройки стал выход из тоталитарного общества - за шесть перестроечных лет Советский Союз изменился до неузнаваемости. По словам М.С. Горбачева, Перестройка безусловно победила. Правильный выбор дальнейших действий - уже совсем иная задача, которая сегодня лежит на нынешнем руководстве России.

Напомню, что по данным Аналитического центра Юрия Левады,- они были опубликованы за несколько дней до Форума в РГГУ, - почти три четверти из 1660 опрошенных граждан страны (70%) дали отрицательные оценки инициированным двадцать лет назад Михаилом Горбачевым на апрельском пленуме ЦК КПСС шагам по коренному переустройству страны. При этом 20% респондентов придерживаются противоположной точки зрения. Среди них наибольшее число составляют предприниматели. По данным Центра Левады, мнение о том, что перестройка принесла стране больше пользы, распространено также среди молодежи. С молодыми слушателями Горбачева, студентами и сотрудниками Российского государственного гуманитарного университета, в перерыве между заседаниями Форума удалось побеседовать и мне.

Что для вас перестройка?

Собеседница: Перестройка для меня - это три моих брака и двое детей, как следствие. Первый брак был на заре перестройки, за несколько дней до аварии чернобыльской. Но дефицита в том момент не было, было чем накрыть столы, работали ателье, было где пошить платье, свободно можно было купить золото, и даже давали компенсацию на обручальные кольца.

Второй брак - 91 год, значительно интереснее. В тот момент, когда мы пытались что-то из одежды купить в "Гименее", под окнами стояли танки. И нас с мужем волновал только один вопрос: сможем мы через несколько дней оказаться в загсе или в Москве будут военные действия, введут военное положение и свадьбу просто отменят. Был тотальный дефицит, на все были карточки, водку выдавали по талонам. И мы очень радовались, что у нас теперь много талонов на водку, главное, когда мы их отоварим, потому что отваривать тоже надо было в очереди. Но водку мы потом пили на протяжении целого года, свадебную. Еду было достать сложно. На золото компенсацию не давали, золотых колец было купить невозможно, но они у нас уже были.

Удалось детей родить еще бесплатно, что считаю огромной своей удачей. С каждым годом это было все сложнее и дороже пользоваться медицинскими услугами. С ностальгией вспоминаю Советский Союз, в котором медицинское обслуживание было бесплатным.

Незадолго до свадьбы мой муж собрался и сказал, что идет на баррикады. Он одел на себя защитную форму, берет, портупею и пошел защищать родину. Я рыдала. За несколько дней до свадьбы мне грозило овдоветь. Хваталась за штаны, тянула его обратно. Мне удалось организовать вечер так, что он остался дома. Это мои воспоминания о перестройке.

Теперь я вынашиваю надежду получить от жизни третьего мужа. А дети растут.

Владимир Тольц: Тем временем заседания продолжались. И с докладом "о советском прошлом, которое не хочет уходить" выступил президент РГГУ Юрий Афанасьев. Он начал с приветственных слов бывшему президенту бывшего СССР, к которым добавил и реплику по поводу традиционных для Горбачева комплиментов Владимиру Путину.

Юрий Афанасьев: Михаил Сергеевич, в отличие от вас я не столь благостно настроен после президентского послания совсем. Не в том смысле, что там чего-то не то написано, там на 90%, по-моему, правильные вещи прописаны, против которых мало чего можно возразить. Но когда ты заканчиваешь чтение этого документа или прослушивание, невольный вопрос: а где же ты раньше был?

Владимир Тольц: Обращаясь к историографической теме, Афанасьев отметил тревожащий его откат от того, что историческая наука обрела в годы перестройки.

Юрий Афанасьев: Опять надо сказать: именно во время перестройки, в период перестройки, во второй половине 80 годов было заметным стремление переосмыслить свое прошлое, критически переоценить его. И пошла огромная работа в этом направлении, масса публикаций и о сталинизме, и о жертвах сталинизма. Создавался "Мемориал", активно очень выступили наши писатели. Все с целью понять, кто мы таки. е, откуда мы и почему вдруг эти ужасы сталинизма.

Заметьте, период этот продолжался недолго. В 90 году уже появляются тенденции отозвать некоторые темы из нашей истории, устранить их освещение. И это прежде всего тема сталинизма, в значительной мере это тема войны и третья тема - это Октябрьская революция. Вот три столпа, на которых держатся основы и держались советской идеологии, и по которым начались некоторые прояснения во второй половине 80 годов. В конце 80-90-х это все уже закончилось. А в эпоху Путина начинается другой период в развитии исторического знания и исторической мысли. Предпринимается попытка утвердить официальную историю России или официозную историю России. Уже отработан набор блоков, положений, идейных компонентов, из которых будет складываться эта официальная история.

Владимир Тольц: В качестве примера Афанасьев указал на 2-хтомник, выпущенный Институтом Отечественной истории РАН - в котором, по словам докладчика воплощен "официальный заказ путинской истории России"

Другие выступавшие на Форуме выявили немало таких тенденций рецидивов возврата к советским доперестроечным традициям. Однако вывод, сделанный в докладе Михаила Горбачева о необратимости связанных с его социальной "Перестройкой" перемен, об уже полной невозможностью для современного российского общества вернуться в советские времена - этот вывод, похоже, разделяет большинство обсуждавших развитие гуманитарного знания в России последнего 20-летия.

Ирина Лагунина:

Сергей Сенинский: Всего накоплений в российских пенсионных фондах на сегодня - примерно 100 миллиардов рублей, или 3,5 миллиарда долларов. Речь идет не о тех средствах, из которых платятся пенсии нынешним пенсионерам, а лишь о тех, которые накапливаются - с тем, чтобы ныне работающий, выйдя на пенсию лет, скажем, через 15, мог бы получать, кроме минимальной, от государства, еще и дополнительную пенсию. Из этих 100 миллиардов рублей 95 миллиардов - были переданы государственным Пенсионным фондом также государственному Внешэкономбанку. И лишь менее 5-ти миллиардов рублей из всех нынешних пенсионных накоплений - обязательных, в рамках реформы - будущие пенсионеры доверили частным, негосударственным пенсионным фондам.

И Внешэкономбанк, и частные пенсионные фонды - имеют право (через специальные управляющие компании) вкладывать эти средства в различные, как их называют профессионалы, финансовые инструменты - облигации, векселя, акции и так далее. Но правила инвестирования для них - весьма разнятся. Тему открывает - в Москве - аналитик международного рейтингового агентства Standard&Poor's Ирина Пенкина:

Ирина Пенкина: "Внешэкономбанку" разрешено размещать средства в российские государственные облигации - как рублевые, так и валютные, и в ипотечные ценные бумаги, которых, правда, на рынке пока нет...

Сергей Сенинский: Итак, 95% всех имеющихся на сегодня накоплений будущих пенсионеров - тех, которые находятся в государственном "Внешэкономбанке", разрешено - на сегодня - инвестировать только в государственные облигации, как наиболее надежные. Причем уже через пару лет этих накоплений здесь станет раз в 5-6 больше, просто за счет новых поступлений... Ну, а какой доход они - условно - принесли своим владельцам, скажем, в 2004 году? Какой оказалась фактическая доходность этих облигаций - по сравнению с реальной инфляцией? Говорит аналитик инвестиционной группы "АТОН" Алекс Кантарович:

Алекс Кантарович: В 2004 году российские государственные облигации продемонстрировали доходность в диапазоне 5-12%. Учитывая, что инфляция в прошлом году составила примерно 12%, в реальном исчислении доходность была отрицательной...

Сергей Сенинский: А - российские валютные облигации?

Алекс Кантарович: Российские еврооблигации показали доходность свыше 10%. Но опять-таки, поскольку инфляция была около 12%, и, кроме этого, доллар упал по отношению к рублю примерно на 6%, их доходность тоже оказалась в отрицательном диапазоне...

Сергей Сенинский: Эта тенденция изменилась ли как-то в первом квартале 2005 года?

Алекс Кантарович: В первом квартале этого года доходность по обоим классам инструментов была порядка 3-4%. Если сравнить с инфляцией за этот период - 5%, опять-таки можно сделать вывод о том, что реальная доходность облигаций была ниже нуля...

Сергей Сенинский: Мы говорили об инструментах, в которые только и разрешено инвестировать пенсионные накопления, аккумулируемые во "Внешэкономбанке". А теперь, что разрешено частным пенсионным фондам, в дополнение к тем же государственным облигациям? Ирина Пенкина, агентство Standard&Poor's:

Ирина Пенкина: Помимо вложений в государственные ценные бумаги, им разрешено также инвестировать в ценные бумаги субъектов Федерации, других российских эмитентов, в банковские депозиты, векселя, паи паевых инвестиционных фондов и недвижимость...

Сергей Сенинский: Под "другими российскими эмитентами" следует, в первую очередь, понимать российские компании и предприятия, которые эмитируют и собственные акции, и собственные облигации. Какую доходность продемонстрировали в прошлом году эти финансовые инструменты - более рискованные, конечно, чем гособлигации? Алекс Кантарович, "АТОН":

Алекс Кантарович: Облигации российских компаний в прошлом году продемонстрировали доходность в диапазоне от 5 до 15%. На фоне инфляции в 12%, таким образом, они показали либо небольшую положительную, либо даже отрицательную доходность...

Сергей Сенинский: Это - облигации российских компаний. А - их же акции?

Алекс Кантарович: Рынок акций вел себя примерно также... если судить по индексу РТС, который показал доходность менее 10%. Однако следует учитывать, что "компании-тяжеловесы" на этом рынке, такие как "Газпром", МТС и "Вымпелком" не включены в индекс РТС, а их акции показали очень хороший рост - между 50 и 90%. Так что, если это учитывать, средневзвешенная доходность превысила бы 20%. Таким образом, рынок акций значительно опередил рынок облигаций...

Сергей Сенинский: Еще одно уточнение. Могут ли пенсионные накопления в России инвестироваться сегодня, хотя бы частично, в какие-то зарубежные ценные бумаги?

Ирина Пенкина: На сегодня все размещения должны быть сделаны в ценные бумаги или активы российских, соответственно, компаний, и исключительно на российском рынке...

Сергей Сенинский: В Польше и Венгрии пенсионные реформы, также предусматривающие накопления на будущие пенсии, были начаты на несколько лет раньше, чем в России. Какими правилами здесь регулируется инвестирование "обязательных" пенсионных накоплений? Из Варшавы - обозреватель польского интернет-издания "Деньги" Аркадиуш Дроздель:

Аркадиуш Дроздель: Существуют различные возможности инвестирования этих средств - как на польском, так и зарубежных финансовых рынках. Правда, есть ограничение: за рубежом польские пенсионные фонды не могут инвестировать более 10% всех своих активов.

Прежде всего, им разрешается инвестировать накопления будущих пенсионеров в облигации и другие ценные бумаги, выпускаемые государством и Национальным банком Польши, Кроме того - в акции тех компаний, которые котируются на фондовой бирже, хотя и здесь существует ограничение: в акции пенсионные фонды могут инвестировать не более 35% своих активов.

Ну, а если говорить о практике, то, например, по данным за март этого года, около 60% всех активов ведущих пенсионных фондов Польши были вложены в облигации и другие ценные бумаги, выпущенные государством и Национальным банком...

Сергей Сенинский: Если 60% всех накоплений инвестируется в государственные ценные бумаги, какую же они приносят доходность?

Аркадиуш Дроздель: Средняя доходность, которую приносят пенсионным фондам наиболее популярные их инвестиции - в государственные облигации и бонды, выпущенные Национальным банком - около 6% годовых, это примерно в два раза превышает инфляцию. Доход по акциям, которые котируются на Варшавской фондовой бирже, как правило, выше, а, например, по облигациям Национального банка США - ниже.

Сергей Сенинский: Как и в Польше, в Венгрии государственный пенсионный фонд занимается выплатой пенсий нынешним пенсионерам. А его дефицит погашается за счет бюджета. Активными инвестициями занимаются только частные пенсионные фонды. Тему продолжит - из Будапешта - Золтан Виг:

Золтан Виг: Частные пенсионные кассы растут очень быстро. По данным на начало 2005-го года, их клиентов - 3,5 миллиона человек, то есть каждый третий житель Венгрии, а общий объем накоплений составил 6 миллиардов долларов!

По официальным данным, типичный инвестиционный портфель частного пенсионного фонда в Венгрии выглядит так: почти 90% всех его средств вложено в государственные ценные бумаги и примерно 2% - в облигации венгерских компаний и банков. Доля акций в этом портфеле - всего 7%. Хотя закон разрешает вкладывать в акции до 30-ти процентов средств...

Сергей Сенинский: Отметим, что при населении всего в 10 миллионов человек, в Венгрии общий объем обязательных пенсионных накоплений составляет на сегодня 6 миллиардов долларов - это почти вдвое больше, чем в России! Что касается инвестиций в зарубежные ценные бумаги, то, по экспертным оценкам, они не превышают 3-4% всех активов ведущих пенсионных фондов, хотя по закону разрешено до 30% - в три раза больше, чем в Польше...

Золтан Виг: Судя по годовым отчетам частных пенсионных касс Венгрии, 2004-ый стал для них годом "умеренного" успеха: то есть номинальные доходы от инвестирования оказались выше темпов инфляции - прежде всего, благодаря росту курсов акций. Государственные и другие облигации дают весьма скромные доходы - 9% при инфляции в 7%. В то же время "голубые фишки", котируемые на Будапештской фондовой бирже, принесли вкладчикам 25-30 процентов годовых...

Сергей Сенинский: И вновь - в Варшаву...

Аркадиуш Дроздель: Еще несколько лет назад в Польше существовало 5%-ое ограничение для инвестиций пенсионных фондов за рубежом. Теперь этот лимит увеличили до 10%.

Кроме того, обсуждаются изменения в законодательство, которые позволили бы пенсионным фондам инвестировать средства в "социально значимые" проекты - например, строительство автомобильных дорог. Но это - только проекты. Пока же пенсионные фонды вкладывают большую часть собранных ими средств в облигации и бонды, выпущенные государством и Национальным банком...

Сергей Сенинский: Интересно, что буквально на днях министр здравоохранения и социального развития России предложил то же самое: вкладывать накопления будущих российских пенсионеров в строительство платных автомобильных дорог, новых аэропортов и другие инфраструктурные проекты...

Ирина Пенкина: Вложения в крупные строительные проекты всегда сопряжены с повышенным риском. Они связаны, прежде всего, с риском невозможности реализации самого инвестиционного проекта до того, как он будет завершен. То есть, по сути, риск того, что актив станет неликвидным...

Сергей Сенинский: Но тогда каким образом должен быть оформлен подобный проект?

Ирина Пенкина: Допустим, речь идет о строительстве автотрассы... Соответственно, такой строительный проект должен быть оформлен в виде акционерного общества, имеющего право выпускать ценные бумаги. И, соответственно, уже эти ценные бумаги могут стать объектом инвестирования государственного Пенсионного фонда или негосударственных инвестиционных фондов...

Сергей Сенинский: Вернемся к началу разговора. Если доходность тех или иных финансовых инструментов - облигаций, акций или векселей - оказывается ниже реальных темпов инфляции, то вложения в эти бумаги однозначно являются убыточными? Или здесь могут проявляться и какие-то еще факторы? Алекс Кантарович, инвестиционная группа "АТОН":

Алекс Кантарович: Теоретически можно говорить о том, что инфляция, по сути, "съела" всю номинальную доходность, которую мы видели в финансовых инструментах, таких как долговые обязательства. Но необходимо отметить, что даже инвестиции в облигации все равно были лучшим вариантом, нежели просто в наличные деньги. Особенно это относится к долларам. Так что на этой шкале можно говорить о том, что инвестиции в облигации все-таки имели смысл...

Сергей Сенинский: Можно ли в целом формулировать проблему следующим образом: как экономика России в целом, в её нынешнем виде, не способна "переварить" нынешние валютные поступления в страну от продажи энергоносителей, так и финансовый рынок России (в его нынешнем виде) не способен в принципе "переварить" даже те скромные (по международным меркам) пенсионные накопления, которые уже есть в стране?

Ирина Пенкина: Смысл пенсионной реформы, появление накопительной пенсионной системы заключается в том, чтобы создать эффективный рычаг, который помог бы развивать именно национальную экономику. И поэтому пенсионная система, как элемент, соединяющий пенсионные сбережения граждан, с одной стороны, и инвестиционные потребности российских компаний - с другой, имеет действительно достаточно возможностей для того, чтобы превратиться в движущую силу российского фондового рынка.

Но если этого не произойдет, если резервы будут размещаться, хотя бы частично, за рубежом, они будут тем самым способствовать развитию экономик других стран...

Ирина Лагунина: В последнее время к числу прочих проблем, вызывающих напряженность в отношениях между Соединенными Штатами и некоторыми ведущими государствами Европы, добавилась проблема экспорта вооружений в КНР. Рассказывает Ефим Фиштейн:

Ефим Фиштейн: На поставки вооружений коммунистическому Китаю в связи с кровавым подавлением студенческих выступлений в 1989 году было наложено международное эмбарго. Этот запрет действует и поныне, ибо, несмотря на все экономические и прочие успехи, в деле соблюдения прав человека положение в Китае к лучшему пока не изменилось. Во всяком случае, так считают не только международные правозащитные организации, но и нынешняя администрация Соединенных Штатов. Иного мнения придерживаются правительства Франции и Германии - те выступают за немедленную отмену эмбарго, которое, на их взгляд, делу правозащиты не слишком помогает, зато заметно вредит их и без того хромающему народному хозяйству.

Буквально на днях из делового визита в Китай вернулся премьер-министр Франции и в центре его переговоров с китайскими партнерами, наверняка, находился вопрос об отмене упомянутого эмбарго. Подробности в корреспонденции Дмитрия Савицкого из Парижа:

Дмитрий Савицкий: Итак, Жан-Пьер Раффаран продал Китаю партию аэробусов на три миллиарда двести миллионов долларов и пятьсот тысяч тонн пшеницы еще на пятьсот миллионов долларов. Раффаран посетил с группой из пяти французских министров и 30 руководителей ведущих фирм. Но можно предположить, что согласие Пекина на крупную финансовую сделку является авансом Китая Франции за ее расположение к Пекину, за, скажем, хорошее поведение. Жан-Пьер Раффаран, находясь в Китае, подтвердил необъявленную позицию Елисейского дворца. Париж будет стараться найти равновесие на политической арене между Вашингтоном и Пекином, между верностью трансатлантическим договорам и той весомой выгодой, которую обещает в будущем Китай.

Но сделаем отступление. Похоже, Европа в том виде, в котором представляют себе Франция и Германия, может не состояться или, по крайней мере, осуществление этого проекта будет заторможено. Конечно, грядущим референдумом по Европейской конституции. На этом фоне почти незамаскированное желание политических лидеров противопоставить Соединенные Штаты Европы Соединенным Штатам Америки выглядят плачевно. Отказ принять конституцию не позволит Франции, к примеру, с позиции силы основателя Евросоюза подавлять проамериканские тенденции таких стран-участниц как Польша.

Начиная с де Голля, французские политики постоянно разыгрывали одну и ту же карту - независимого союзника. С окончанием холодной войны исчезла необходимость слишком плотно прикрываться от стран бывшего восточного блока с помощью США. А возросшая роль США как единственной супердержавы стала вызывать нарастающее раздражение. Война на Балканах была последним испытанием солидарности, а Ирак - разрывом. Но в ожидании реализации проекта Соединенных Штатов Европы отношения с США были улучшены. Увы, экономика страны и союзников до сих пор зависит от динамизма экономики американской. Но идея противостояния жива.

Жак Ширак и его объяснения грядущих для Франции проблем. Ширак прав: Франция находится в непростой ситуации, коренное население стареет, уровень безработицы не падает, наследие колониальной эпохи - эмигранты из стран Магриба практически не ассимилируются. И в то же самое время иждивенческий рефлекс, выработанный в "золотое тридцатилетие", когда многочисленные привилегии действительно были доступны, настолько силен в обществе, что упразднение одного-единственного нерабочего дня, падающего на понедельник в Троицу, с целью увеличения фонда для престарелых просто неосуществимо. На этом фоне Елисейский дворец и ищет новых союзников - экономических и политических. На этом фоне понятнее становится поездка Жана-Пьера Раффарана в Китай. Пекин не просто может заменить в будущем Москву в противостоянии Вашингтону, Пекин может одновременно и ослабить позиции Вашингтона, и улучшить экономический баланс Парижа.

Жан-Пьер Раффаран подтвердил желание Парижа снять эмбарго на военные поставки в Китай, против чего возражает Вашингтон. Жан-Пьер Раффаран заявил также, что Париж не находит ничего предосудительного в новом китайском законе, позволяющем применять силу против Тайваня. Права человека, бывшие, казалось бы, совсем недавно основой отношений западных стран с остальным миром, никого больше не интересуют. Об освобождении из заключения участников волнений на площади Тяньаньмэнь говорят практически для блезира. А меж тем Китай с удовольствием, как видно из обострения отношений с Японией, показывает зубы. Япония отвечает за преступления военных лет, но в современной Японии нет лагерей, чем Китай не может похвастаться. Китайский вопрос стоит просто: стоит ли абсолютно все прощать Китаю только потому, что он является потенциальной сверхдержавой? И является ли растущий жизненный уровень заменой правам человека?

Ефим Фиштейн: В Германии ситуация складывается не менее парадоксальная, чем во Франции - водораздел между сторонниками и противниками отмены эмбарго проходит не по идеологическим, а по властным линиям. Те, кто у руля власти, добиваются отмены эмбарго, хотя и относят себя к левым, депутаты Бундестага, однако, в своем большинстве против, считая, что континентальному Китаю нынче никто реально не угрожает и вооружать его незачем. Продолжает наш корреспондент в Берлине Юрий Векслер.

Юрий Векслер: Заявление канцлера Германии Герхарда Шредера о его намерении добиваться снятия европейского эмбарго, даже вопреки мнению большинства в бундестаге, привели по инициативе оппозиции к досрочному предварительному обсуждению этого вопроса. Но если накануне министр иностранных дел Германии Йошка Фишер в статье в газете писал о том, что он не разделяет мнение канцлера о необходимости такого шага и что, мол, канцлер об этом мнении его знает, то во время дебатов в бундестаге Фишер не решился критиковать Шредера, видимо, считая коалиционное обязательство важнее. Еще при входе в бундестаг он сказал одному журналисту в ответ на его какой-то вопрос:

Йошка Фишер: Это я обсужу с канцлером, но не с вами, если позволите.

Юрий Векслер: Видимо бундестаг, оппозиция блока партий ХСС-ХДС и либералов тоже не входят в круг, которым Фишер выскажет свои аргументы против намерений канцлера. Сам канцлер, как выяснилось, имеет многочисленных противников по этому вопросу и в своей партии. Прагматичная позиция Фишера была во время дебатов поддержана и фракцией "зеленых", за исключением одного депутата, видимо, более зеленого, чем другие. Канцлер Герхард Шредер выступил с коротким заявлением. Он в частности сказал:

Герхард Шредер: Люба попытка изолирования ведет только к приумножению взаимных заблуждений. Поэтому я выступаю за снятие эмбарго.

Юрий Векслер: Канцлер не стал выслушивать возражения и уехал встречать аргентинского президента. Фишер уже выступал в его отсутствие. Он сказал:

Йошка Фишер: Мы хотим добиться консенсуса, что подразумевает согласие всех стран Евросоюза. Чтобы получить это согласие, Китаю будет необходимо сделать несколько определенных шагов.

Юрий Векслер: Конкретизировать Фишер не стал. Представители оппозиции заявляли, что они будут протии снятия эмбарго при любом правительстве Китая. Как я уже говорил, нашелся один депутат от партии "зеленых" Фриц Кун, который открыто выступил против позиции Шредера. Он указал на то, что ситуация с правами человека в Китае за последние 15 лет принципиально не изменилась, что обсуждать вопросы о снятии эмбарго можно только после разработки и принятия на европейском уровне единых строгих и ясных правил по торговле оружием. Дискуссию в бундестаге комментирует Кристоф Бертрам, директор берлинского Фонда науки и политики.

Кристоф Бертрам: Фоном происходящих дебатов является тот факт, что в Азии возникают две новые мировые державы - Китай и Индия. То, что в Азии как ранее есть кризисные точки, которые могут превратиться в очаги войны. То, что в Азии не существует никакой системы безопасности и поэтому любую акцию в этом регионе надо предпринимать с большой осторожностью. Некоторые считают стремление Германии и Франции добиться отмены европейского эмбарго на торговлю с Китаем демонстрацией их независимости от США. Я не думаю, что это было важным в размышлениях Ширака и Шредера. Существеннее были другие мысли, например, о том, что Китай очень важная страна в новой расстановке мировых сил, и мы хотим с ней хороших отношений. Мы хотим там продавать свои товары, мы нуждаемся в этом, это диктует наш рынок, и мы хотим при возможности сделать жест. Прошло уже 15 лет после бойни на площади Тяньаньмэнь. Примерно так, ни больше, ни меньше. Но я считаю, что этого недостаточно.

Надо понимать, что введение тогда эмбарго было символическим актом. Отмена символического акта - это тоже символический акт. И в сегодняшней ситуации при напряжении между Тайванем и Китаем, при неясности в Корее, при напряжении между Китаем и Японией в последнее время все это должно быть усчитано. Можно, конечно, сказать: хорошо, мы отменяем эмбарго. Но мы хотим этим показать, что выступаем за мирную интеграцию Тайваня. Можно сказать, что мы снимаем эмбарго, но это не означает, что мы согласны с тем, что происходит в Китае в сфере прав человека. Итак, этот символический акт должен сопровождаться разъяснениями, отсутствие которых может легко привести к недоразумениям.

Многие не понимают, почему так активен канцлер Шредер, ведь Германия, собственно, не имеет права поставлять оружие. Речь идет не о немецком акте. Германия одна не может снять эмбарго - это прерогатива Европейского союза и для снятия эмбарго Германия и Франция должны убедить других членов Евросоюза. Сколько может продлиться этот процесс убеждения, я не знаю. Но я надеюсь, что страны, входящие в Евросоюз, понимают, что с ними начали считаться в мире. Если они сделают, то это больше, чем жест, и что такое решение может иметь стратегическое влияние. Тот, кто хочет, чтобы Евросоюз стал важным политическим игроком в мире, должен учитывать все реалии в Азии.

Ефим Фиштейн: В заключение следует отметить любопытное обстоятельство: добиваясь ничем не ограниченного вывоза оружия в Китай, Европа сама в эти дни вводит ограничения на импорт некоторых товаров из Китая.

Кристофер Уокер: В области средств информации и для журналистов - это очень сложная обстановка. Практически во всех бывших советских республиках - на пространстве бывшего СССР вне Балтики - действуют жесткие запреты, журналисты сталкиваются с огромными препятствиями, выполняя свой долг. Есть некоторые признаки надежды в нескольких странах. Одна из них - Украина. Но в целом обстановка очень сложная.

Ирина Лагунина: Кристофер Уокер - директор исследований правозащитной организации "Freedom House" - "Дом свободы" в Нью-Йорке. "Freedom House" выпустил ежегодный обзор свободы прессы в мире. Россия вновь отнесена в нем к несвободным странам. О законотворчестве вокруг средств информации мой коллега Олег Панфилов.

Олег Панфилов: Речь сегодня пойдет о законодательных инициативах в странах СНГ. Иногда, как в Грузии и Украине, законодательные инициативы направлены на изменение либерального климата в отношениях между государством и прессой. В этих странах после известных событий актуальным стало появление общественного телевидения. Кстати, и в Киргизии новая власть тоже стала говорить об изменении государственного телевещания. В других странах, как Казахстане, попытка принять новый закон о СМИ сталкивается, например, с дискуссией о том, сохранять ли возможность уголовной ответственности журналистов или нет. В качестве эксперта я пригласил Андрея Рихтера, директора Института проблем информационного права. Но прежде предлагаю послушать материал корреспондента Радио Свобода на Украине Владимира Ивахненко.

Владимир Ивахненко: Для создания общественного телевидения необходима политическая воля украинского руководства. Таким был лейтмотив прошедших недавно парламентских слушаний по этому вопросу. Говорит депутат Верховной Рады от оппозиции Владимир Севкович.

Владимир Севкович: Естественно, лучше иметь жестко управляемое телевидение, чем общественное телевидение. Власть не заинтересована в создании общественного телевидения, она заинтересована только во время предвыборной кампании. Но если есть обещания, то вся страна, оппозиция, все общественные движения должны тогда дожимать власть к тому, чтобы она выполнила свои обещания, вот и все.

Владимир Ивахненко: Председатель национального союза журналистов Игорь Лубченко считает, что общественное телевидение на Украине не будет создано до тех пор, пока не прекратится грубая расстановка кадров в информационном пространстве государств. С этими словами согласен и депутат одной из провластных фракций парламента, бывший мэр Мариуполя Михаил Поживанов. Тем не менее, он убежден, что со временем на Украине будет телевидение, подконтрольное обществу.

Михаил Поживанов: То, что есть в части окружения президента люди, которые, наверное, не поменяли свою идеологию и шли для того, чтобы власть оставалась властью и пытаться давить, душить. Мы видим много примеров, где в ручном управлении пресса находится. Она формировала мнения очень многих людей. Очень яркий пример та же Донецкая область, тот же город Мариуполь, когда в руках одного-двух олигархов находилась вся пресса, все телевидение. Мы реально видим, что не было возможности дать альтернативную точку зрения. Я уверен, что наши люди умные, они бы разобрались. Поэтому я двумя руками за то, чтобы создавалось как можно быстрее общественное телевидение.

Владимир Ивахненко: Самые большие дискуссии в обществе и политикуме вызывает система управления и финансирования общественного ТВ. По мнению экспертов, плацдармом для создания такого телевидения должен стать канал УТ-1. Однако власти категорически против изменения статуса единственного государственного телеканала. Страна на пороге очередной избирательной кампании. Результаты предстоящих через год выборов в Верховную Раду могут существенно изменить власть. Поэтому в окружении действующего президента Виктора Ющенко признают, что до парламентских выборов скорее всего создать на Украине общественное телевидение не удастся.

Олег Панфилов: Андрей, дискуссия о том, нужно ли общественное телевидение на постсоветском пространстве, ведется уже много лет. Напомню, что с 96 года закон появился в Армении. Сейчас обсуждается такой законопроект в Грузии, появились инициативы в Киргизии. Что вы думаете, идет ли обсуждение действительно законодательной инициативы или здесь преобладает какой-то политический компонент, как мы услышали в репортаже Владимира Ивахненко?

Андрей Рихтер: Я думаю, что все вместе. Я думаю, что, с одной стороны, в европейской части постсоветского пространства, конечно же, есть политические моменты, которые связаны с давлением Европейского союза, если речь идет о Прибалтике, или Совета Европы, если речь идет об Азербайджане, Молдавии, Украине, Грузии, с тем, чтобы эти страны приняли законы и по факту создали общественное телевидение на базе государственных телеканалов. Есть, конечно же, в этом какая-то игра. Потому что, насколько я понимаю, в Армении создание общественного телевидения привело лишь к смене вывески. В Грузии, кстати, это не проект, а уже действующий закон, только началось движение в сторону общественного телевидения, телекомпания делает пока первые шаги, трудно говорить.

С Украиной самый сложный случай. Потому что законодательная база для общественного телевидения существует не менее пяти лет на Украине, но не было частоты и непонятно, где эту частоту взять, чтобы это общественное телевидение охватывало большую часть страны, где взять деньги и так далее. Я надеюсь, что тот темп, который был взят после победы Ющенко на выборах, не угаснет. А все выглядит так, что этот темп может угаснуть. И насколько сильным будет давление с одной стороны Запада, с другой стороны изнутри, очень важно для возможностей возникновения общественного телевидения на Украине.

Олег Панфилов: Но если вы говорите о том, что существует некое давление европейских структур, прежде всего Совета Европы, то почему в России обсуждение законопроекта об общественном телевидении затормозилось и неизвестно, когда будет продолжена дискуссия по этому поводу?

Андрей Рихтер: Весь ответ в размере России и в вопросе: Совет Европы для России или Россия для Совета Европы, что важнее. Поэтому взаимоотношения России с Советом Европы иногда, к сожалению, чаще даже к сожалению, это носит не заискивание Совета Европы перед Россией, но попытки не раздражать Россию, как крупнейшую страну Совета Европы, по целому ряду экономических, политических, геополитических причин.

Олег Панфилов: Ваш институт работает над таким очень интересным проектом - переводы законов стран СНГ на русский язык, размещение на сайте вашего института. Скажите, какая лучшая ситуация с законодательным творчеством в странах СНГ? Конечно, я могу заранее задать дополнительный вопрос о том, что, например, в Узбекистане один из лучших законодательных проектов в области средств массовой информации, но этот пакет или эти законы не работают.

Андрей Рихтер: Ну да, конечно же, всегда вопрос практики. Но я скажу, что практика почти везде похожа, не скажу одинаковая, но похожая. И во многом закон остается декларацией. Но, впрочем, любые, я бы не говорил о том, что это связано исключительно с тем, что не дают свободу СМИ, я думаю, что это общая наша традиция. Ведь правила дорожного движения во многих городах являются формальностью, но нельзя говорить, что давайте их отменим и все будет хорошо. Ничего не будет хорошо.

Поэтому наиболее развитая система законодательства о СМИ, безусловно, на Украине. Опять-таки в силу ряда причин - и относительно сильного парламента на Украине в отличие от парламентов других стран, и сильных депутатов, которые работали в Комитете по информационной политике, и относительного безучастия президента страны к тому, создается ли законодательная база в области свободы СМИ, какой она создается. Он фактически подписывал все законы, которые разрабатывали парламентарии. И относительно, конечно же, сильным гражданским обществом, то есть давлением самих журналистов на законодателей с тем, чтобы эта база развивалась. Так что, я думаю, что Украина впереди. Хотя при всем при этом какая-то часть украинского законодательства скопирована с российского закона о порядке освещения деятельности органов государственной власти. Законодательство о государственной поддержке было во многом скопировано с российского. Во многом они, конечно же, ушли далеко вперед.

Олег Панфилов: Скажите, кто влияет на появление новых законопроектов и вообще на законодательную политику? Если вспомнить, например, что в Казахстане и в Белоруссии в законодательстве предусмотрено наказание за клевету на высших лиц государства, и таким образом эти законы идут вразрез и с условиями ОБСЕ, и других международных организаций. Кто влияет на эту политику?

Андрей Рихтер: Пути Господни неисповедимы, я бы сказал. Здесь опять-таки существует много факторов. Раз есть парламент, значит он должен работать. В каждом из парламентов есть комитет, который отвечает за информационную политику, значит он должен работать. Он, конечно, может ничего не делать, как в России на протяжении последних десятилетий комитет ничего не делает с разным составом, но это аномалия. Все-таки в большинстве стран люди, которых избирают в парламент, они привыкли, что их избрали для того, чтобы что-то делали. Раз они попали в комитет, значит они должны в этой сфере что-то делать. Раз они должны что-то делать, они должны искать модели, образцы, они не могут в силу разных причин сами все выдумывать.

Где искать модели? Они могут искать модели во Франции. Они могут искать модели в Англии, в Штатах, в России часто. А все зависит во многом от случая, какой образец попадется на глаза, какой образец будет переведен на понятный язык - на узбекский, на киргизский и так далее. Если первый окажется эстонский закон, то не исключено, что он станет киргизским законопроектом, как, кстати, было. Это с одной стороны.

С другой стороны, внешнее давление, прежде всего европейских структур, ОБСЕ, вы правильно называли. А также нельзя забывать про межпарламентскую ассамблею стран СНГ, которая почти не влияет на законодательство в нашей стране, но очень сильно влияет на законодательство в других странах СНГ.

Олег Панфилов: Недавно в Казахстане я присутствовал при такой оживленной дискуссии по поводу нового законопроекта, как я уже понимаю, в Казахстане их несколько. И дискуссия касалась того, оставлять ли в новом законе о средствах массовой информации возможность уголовного преследования журналистов. И я увидел, что достаточно много, в том числе и юристов, которые склоняются к тому, что наказывать за клевету журналистов нужно и вплоть до лишения свободы.

Андрей Рихтер: Вы знаете, это сложный вопрос. Потому что все сторонники оставления уголовной ответственности за клевету приводят в пример не Россию, а приводят в пример Францию, приводят в пример западные страны, где такие статьи в уголовных кодексах есть, хотя и не действуют или почти никогда не действуют. Я думаю, что для успокоения души все-таки уголовную ответственность за клевету и оскорбление можно было бы оставить, но, безусловно, в форме штрафа, но не лишения свободы. Конечно же, лишение свободы журналиста за клевету, доказанную в суде клевету - это все равно чрезмерная форма наказания. И она никогда не будет плодотворна, то есть в случае в глазах каждого это будет ущемление свободы слова, а не наказание человека за преступление.

Олег Панфилов: Обычно, когда обсуждают законопроект или действующее законодательство, говорят о судебных процессах, говорят о юридическом преследовании журналистов. Но очень редко вспоминают о такой форме саморегулирования журналистов, как Советы по прессе, какие-то другие организации, похожие по форме работы. Такие Советы по прессе пока есть в Азербайджане, есть несколько таких организаций в России. Как вы думаете, целесообразно ли в такой ситуации, когда плохо работают законы на территории постсоветского пространства, нужны ли такие Советы по прессе, нужно ли внутреннее разбирательство журналистов?

Андрей Рихтер: В долгосрочной перспективе - безусловно. Если говорить о проблемах сегодняшнего дня, то трудно убедить людей подчиняться решению несудебного органа, когда люди с трудом подчиняются решению судебного органа. И если подчиняются, то только в силу насилия, которое оказывает государство для того, чтобы они это сделали. Нет рыночного рычага, рыночного давления в сторону того, чтобы журналисты создавали органы саморегулирования. Потому что успех газеты зависит не от доверия к ней читателя, а от совсем нерыночных факторов: благосклонного отношения губернатора, либо денежного мешка. Это тоже одна из причин, почему не развивается. Общество, которое не доверяет СМИ, мы сейчас знаем, что 7% населения России доверяет средствам массовой информации как институту. Несмотря на то, что не доверяет, не имеет никакой возможности повлиять на самих журналистов и на средства массовой информации с тем, чтобы они создавали продукт, которому бы доверяли. Поэтому сегодня создавать что-то в сфере саморегулирования чрезвычайно сложно. Но я уверен, что через пять-десять лет выживут только те серьезные средства массовой информации, которые будут заниматься регулированием, либо участвовать в этих процессах.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены