Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
17.5.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Время и Мир
[24-05-05]

Страница цикла "Ядерное оружие". Договор о бомбе; Народ, над которым нависла угроза полного исчезновения; Искусственный интеллект в новой поисковой машине Nigma.ru; Судьба усыновленного

Ведущая Ирина Лагунина

Ирина Лагунина: "Каждое из государств - участников настоящего Договора, обладающих ядерным оружием, обязуется не передавать кому бы то ни было ядерное оружие или другие ядерные взрывные устройства, а также контроль над таким оружием или взрывными устройствами ни прямо, ни косвенно; равно как и никоим образом не помогать, не поощрять и не побуждать какое-либо государство, не обладающее ядерным оружием, к производству или к приобретению каким-либо иным способом ядерного оружия или других ядерных взрывных устройств, а также контроля над таким оружием или взрывными устройствами".

Это - первая статья Договора о нераспространении ядерного оружия, подписанного в 1968 году. Этот международный документ называют самым важным соглашением 20 века. И самым популярным. К нему присоединились почти все государства мира - за исключением Кубы, Индии, Пакистана, Израиля и под вопросом - Северной Кореи, о ней мы будем говорить отдельно. Пока в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке продолжается конференция о мерах по укреплению режима нераспространения, мы ведем цикл "Ядерное оружие". Страница пятая: "Договор о бомбе". Почему именно в 1968 году государства, создавшие ядерное оружие, решили предложить международному сообществу этот договор о нераспространении? Мы беседуем с директором программы нераспространения ядерного оружия в вашингтонском фонде Карнеги Джозефом Сиринсионе.

Джозеф Сиринсьоне: В начале 60-х годов многих начала беспокоить перспектива распространения ядерного оружия в мире. Президент США Джон Кеннеди предупредил в 1960-м, в ходе предвыборной кампании, что если ничего не предпринять, то к середине десятилетия будет уже не 4 ядерных государства (в то время атомная бомба была у США, Советского Союза, Франции и Великобритании), а 15-20-25 ядерных государств. И тогда, сказал он, это оружие будет у больших и малых стран, у стран, которые играют важную роль в международных отношениях, и у тех, кто никакой роли не играет. Любой региональный конфликт может перерасти в ядерную войну, в которую втянутся и сверхдержавы. Это вызывало тревогу. И вот тогда лидеры США и Советского Союза при помощи и поддержке других, меньших, государств, как Австралия, Швеция, Ирландия, предложили переговоры по мерам против распространения ядерного оружия. Переговоры завершились подписанием документа. И этот договор все эти годы работал чрезвычайно хорошо. Не идеально, но хорошо. С 1968 года международное ядерное сообщество расширилось всего до 8 государств. Китай создал ядерное оружие в 1964-м, Израиль секретно разработал его где-то в 1967-68 году, а затем Индия и Пакистан в 1998 году. Может быть, ядерное оружие есть у Северной Кореи, и у Ирана есть гражданская ядерная программа, которая, не исключено, втайне используется для создания ядерного оружия. Но этим все и ограничивается. Нет того кошмарного мира, ради предотвращения которого так много работал президент Кеннеди.

Ирина Лагунина: По инициативе Джона Кеннеди США, СССР и Великобритания подписали в Москве в 1963 году договор о прекращении ядерных испытаний в атмосфере, космосе и под водой. Вообще, трудно представить себе, что за шесть десятилетий существования ядерного оружия в мире было проведено 2 тысяч ядерных взрывов - причем в трех плоскостях земли - в атмосфере, под землей и под водой, и подземные ядерные испытания договор 1963 года не остановил. А до него был кубинский кризис, карантин, который ввели Соединенные Штаты против острова и советские ракеты, от идеи размещения которых в результате отказался Никита Хрущев. Две сверхдержавы оказались очень близко к ядерному противостоянию. Что в 60-е годы делало ядерное оружие столь привлекательным для небольших государств? Противостояние сверхдержав?

Джозеф Сиринсионе: В 60-х годах, вдохновленные примером США и Советского Союза, многие страны решили, что им тоже надо обзавестись ядерным оружием. Что если они хотят быть серьезным игроком на международной сцене или что если они хотят сохранить свою независимость, то естественно у них должны быть ядерные бомбы. США в то время начали оснащать свою армию небольшими ядерными боезарядами, которые можно запускать с плеча. Ядерное оружие получил и флот - у нас были ядерные торпеды, ядерные глубинные мины. То же самое происходило в Советском Союзе. И многие решили, что ядерное оружие - это оружие будущего. И процесс начал развиваться. Даже Швеция, страна, сохранявшая независимость от обоих блоков, создала свою ядерную программу. Швеция планировала запастись сотней ядерных зарядов. Ядерная программа была у Швейцарии, о ядерном оружии велись политические дебаты в ФРГ, в Италии, в Японии, в Австралии, во многих других странах. Только с появлением Договора о нераспространении ядерного оружия в международном сознании появилась норма - государства не должны иметь ядерного оружия, что ядерное оружие - это не то же самое, что классические виды вооружений, что его распространение надо контролировать и предотвращать.

Ирина Лагунина: Неужели, действительно, один договор может так изменить видение мира? Или все-таки менталитет международной жизни изменился благодаря целой системе документов, которые окружили этот договор. Например, после подписания этого документа Совет Безопасности ООН принял резолюцию о гарантиях безопасности неядерным государствам, и так далее...

Джозеф Сиринсионе: Договор о нераспространении ядерного оружия включил в себя отношения союзов и сверхдержав в том виде, в каком они существовали в то время. Как только США и Советский Союз согласились подписать этот документ, они с помощью различных механизмов системы безопасности укрепили режим нераспространения, то есть предприняли меры для того, чтобы непосредственно на практике выполнять требования соглашения. Так что европейские члены НАТО получили защиту ядерного зонтика США, они получили обещание Соединенных Штатов, что в случае необходимости США использует свое ядерное оружие для того, чтобы их защитить. Советский Союз ввел аналогичные гарантии для стран Варшавского договора, и таким образом закрыл вопрос о развитии их собственных ядерных программ. А те страны, которые находились вне блоков, получили обещание ядерных государств, что если они не будут развивать свои программы, то ни США, ни Советский Союз, ни любая другая ядерная держава никогда не применят против них ядерное оружие. Это называется негативные гарантии безопасности - мы не воспользуемся нашим оружием, если вы не будете развивать ваше. Так что все эти факторы вместе - отношения внутри блоков и между блоками, позитивные и негативные гарантии безопасности - обещание не применять оружие против нейтральных государств и ядерные зонтики внутри блоков - сформировали новую норму международных отношений. И эта норма выдержала испытание историей на протяжении почти 40 лет. Ее очень редко нарушали.

Ирина Лагунина: Обращусь еще раз к тексту договора. Обязательства для неядерных стран звучат так:

"Каждое из государств-участников настоящего Договора, не обладающих ядерным оружием, обязуется не принимать передачи от кого бы то ни было ядерного оружия или других ядерных взрывных устройств, а также контроля над таким оружием или взрывными устройствами ни прямо, ни косвенно; не производить и не приобретать каким-либо иным способом ядерное оружие или другие ядерные взрывные устройства, равно как и не добиваться и не принимать какой-либо помощи в производстве ядерного оружия или других ядерных взрывных устройств".

Ирина Лагунина: Это - статья вторая договора. Все стороны берут на себя определенные обязательства. Но что грозит той стране, которая нарушит договор. Какое-то наказание в нем предусмотрено? Продолжим беседу с Джозефом Сиринсионе.

Джозеф Сиринсионе: Договор о нераспространении ядерного оружия на самом деле практически не содержит в себе никаких норм наказания государств. В нем нет механизма, описывающего, как эти нормы должны устанавливаться или насаждаться. Это право отведено Совету Безопасности ООН. Совет Безопасности ООН должен решать, что представляет собой нарушение норм этого договора и какое наказание должно быть вынесено за это нарушение. Прецедент был создан в 1994 году, когда Северная Корея пригрозила, что выйдет из договора. Тогда было решено подключить к делу Совет Безопасности ООН, который мог ввести экономические санкции против Пхеньяна. Северная Корея заявила в ответ, что будет расценивать этот шаг как объявление войны, но все-таки пошла на переговоры с США, таким образом, разрядив кризис. Северокорейская ядерная программа в результате была заморожена и страна осталась участницей договора, по крайней мере, еще на 10 лет.

Ирина Лагунина: Джозеф Сиринсионе, директор программы нераспространения ядерного оружия в вашингтонском фонде Карнеги. Договор о нераспространении называют самым успешным международным документом. И это несмотря на то, что в мире накопилось более 125 тысяч ядерных боеголовок, каждая из которых по мощи намного больше, чем бомба "Малыш", сброшенная на Хиросиму.

Представители адыгейских общественных организаций считают, что возможное объединение Краснодарского края и Республики Адыгеи поставит под вопрос существование малочисленного кавказского этноса. Между тем, на долю адыгского народа выпало множество испытаний с тех пор, как северокавказские предгорья стали активно осваиваться переселенцами из России. Рассказывает наш корреспондент Олег Кусов.

Олег Кусов: Только за последние два с половиной века адыгейцы испытали на себе несколько трагедий: депортацию, войны с неравным противником, массовое уничтожение со стороны русской императорской армией. Сегодня представители различных общественных объединений Адыгеи вновь бьют тревогу. По их мнению, попытки отдельных политиков навязать объединение Республики Адыгеи с Краснодарским краем - это продолжение российской имперской политики с целью уничтожения малочисленного кавказского народа. Ученые заявляют, что адыгейцы, согласно исследованиям Высшей школы Министерства образования России в 2002 году, отнесены к народам, над которыми нависла угроза полного исчезновения. Впервые подобная опасность для адыгов возникла в конце 18 века. В те времена адыгов часто называли черкесами. Рассказывает эксперт по Северному Кавказу Юрий Ханжин.

Юрий Ханжин: Когда на Северный Кавказ пришли русские, а этот процесс начался где-то в конце 18 века более или менее интенсивно, наступило и время вытеснения адыгского народа с его исконной территории. Еще в конце 18 века, уничтожив Войско запорожское, Екатерина Вторая приняла решение о переселении той части запорожских казаков, которые изъявят готовность подчиняться решениям правительства, на Кубань. Так возникло Кубанское казачье войско. Кубанское казачье войско было поселено не на пустой земле, а на территории, ранее принадлежавшей адыгам. Вот там и возникли те станицы, из коих впоследствии возник знаменитый город Екатеринодар, нынешний Краснодар, портовые города, те процветающие города так называемого юга России, куда россияне теперь ездят отдыхать летом. Все эти земли были отобраны у адыгов силой оружия.

Олег Кусов: Российской империи нужны были адыгские земли, но не сами адыги. Экспансия усиливалась. Так считает Юрий Ханжин.

Юрий Ханжин: И вот когда этот процесс зашел очень далеко, черкесы восстали. Стали усиливаться нарушения их внутреннего строя, нарушаться права старейшин, а главное - отнималась земля. Этот конфликт между адыгами и русскоязычным населением, казаками и не казаками, которых усилено переселяли на Северный Кавказ, он в основном был конфликтом из-за земли. Причем российское имперское правительство упорно и целенаправленно проводило политику освоения этих земель российскими колонистами с вытеснением коренного населения. Война на Кавказе была не менее ожесточенной в западных районах, чем в восточных. Это уже 19 век, это эпоха императора Александра Павловича, особенно Николая Павловича. Император Николай - приверженец российского великодержавия, единодержавия, единой великой и неделимой России, ставил своей целью полностью привести Северный Кавказ к покорности и по возможности заселить своими людьми, то есть людьми русского корня, православной религии и построить там такие селения, которые были бы заселены этими чужаками, этими пришельцами. И он в своем намерении преуспел. Конечно, регулярная армия России во многом превосходила черкесских ополченцев. Адыги продолжали все-таки эту борьбу очень долго. И тогда правительство, еще царское правительство России пошло на их депортацию. Их изгнали в пределы Турецкой империи, где очень много черкесов поселилось и стало там жить.

Олег Кусов: Юрий Ханжин считает, что современная политика Москвы на Северном Кавказе - это своеобразное продолжение экспансии царизма и подавления народов в советский период.

Юрий Ханжин: Традиционная политика, которая проводится сейчас Путиным, раньше Сталиным, до Сталина, допустим, тем же Николаем Первым и так далее. То есть это политика российского и советского колониализма и империализма.

Олег Кусов: Говорил эксперт по Северному Кавказу Юрий Ханжин.

Вот уже почти полтораста лет адыги живут в Турции. За это время они обустроились в этой стране, стали её полноценными гражданами. Но вспоминают часто и о родине. О вынужденном переселении миллиона адыгов в середине 19 века в Османскую империю и сегодняшнем дне их потомков рассказывает наш корреспондент в Стамбуле Елена Солнцева.

Елена Солнцева: Один из наместников Кавказа князь Барятинский писал в 1861 году, что основной целью переселения черкесов в Турцию стало избавление Кавказа от непокорного населения и открытие плодородных мест для новых казачьих поселений. Необходимость этой меры царские чиновники также связывают с охраной безопасности русских владений. Итальянские путешественники, побывавшие на Кавказе в 17 веке, утверждают, что черкесы были христианами. Среди памятников христианской древности до сих пор на исконных землях черкесов находят серебряную церковную утварь и большие железные кресты. Ислам суннитского толка приходит к кавказским горцам из Турции и Персии. Проповедование ислама обращает взоры многих черкесов в сторону Османской империи. Переселенцы ждут щедрых и богатых милостыней могущественного султана. Однако переселение происходит трудно. Большая смертность способствует резкому оскудению генофонда черкесов. По данным анатолийского консула, с 1863 года по 1864 год из высадившихся в Анатолии 220 тысяч черкесов около 10 тысяч продаются в невольники и около ста тысяч погибают от голода и болезней в турецких карантинных лагерях. Говорит переехавшая из России в Турцию после замужества адыгейка Людмила Натхо.

Людмила Натхо: Мой муж тоже по национальности адыгеец, но он родился в Турции, в городе Дюзже. Этот город знаменит тем, что там очень много черкесов проживает. Когда они рассказывают именно про дедушек, которые оттуда приехали и здесь жили, всегда рассказывают, что была столетняя война русских с адыгами, и очень много пострадало населения адыгского. И когда было невозможно жить в Адыгее, стали люди переселяться оттуда. На кораблях переплывали по Черному морю в Турцию, потом отсюда в Болгарию, в Сирию, в Иорданию. Самое большее осели в Турции. Старые бабушки и дедушки, которые здесь проживают, они никогда не кушали рыбу. Черкесы, которые переселялись из Адыгеи на кораблях, когда плыли, они падали в море, потому что переполнены были корабли.

Елена Солнцева: Переселенцы предпочитали селиться отдельно и вести хозяйство сообща. До сих пор на территории современной Турции насчитывают более 700-800 черкесских деревень. Говорит тюрколог Лилия Якимова.

Лилия Якимова: Люди в этих деревнях живут закрытой общиной, потому что для них очень важно попытаться сохранить свою культуру, сохранить свои обычаи. Язык свой сохраняют от бабушек, от дедушек. В семьях, насколько я знаю, пытаются говорить по-черкесски. Хотя, конечно, не все, со временем эта традиция тоже утрачивается. Но хотя бы на бытовом уровне язык живет.

Елена Солнцева: Любые национальные различия в Османской империи стирались насильственным образом. Современная конституция, следуя тем же принципам, утверждает, что каждый, связанный узами с турецким государством, становится турком. Политика отуречивания и насильственной ассимиляции не могла не сказаться на диалектах адыгского языка, на котором разговаривали черкесы. Говорит Мериман Гечальб.

Мериман Гечальб: Моя мать из шапсугов, отец абадзех, муж убых, его мать тоже из убыхов. Несмотря на такое родство, я знаю только отдельные адыгские слова и могу составить лишь несколько предложений. С детства помню только одну адыгскую песенку.

Елена Солнцева: С самого начала наблюдается процесс денационализации горцев и ассимиляции с метисным населением. Практически все адыги и родственные с ними народности вынуждены поменять имена. Фамилии многих тюрконизированы. Продолжает убых Саваш Гечальб.

Саваш Гечальб: Не только в Турции, но и во всем мире убыхов осталось не так уж много. Моя жена шутит, что нас всех надо занести в Красную книгу как умирающий род. Нашу родовую фамилию Гичко изменили еще мои предки. То же в целях безопасности, следуя тогдашним правилам, сделали мои знакомые убыхи. Ушли в небытие известные убыхские фамилии Хотхо, Черевко, Бловко, Хакуле. Мусульманские и турецкие имена постепенно заменили традиционные черкесские. Однако в последнее время появилась тенденция возвращения к старому. Детей называют адыгскими именами, идут разговоры об открытии закрытой в 60 годах адыгской школы. Это происходит благодаря более тесному общению. Молодежь общается по всему миру на интернетовских сайтах, а мы, старики, ходим в черкесские культурные центры и изучаем родственные связи.

Елена Солнцева: Основатель Османской империи султан Сулейман Первый берет первой женой черкешенку. Практически все турецкие султаны 19-20 веков были рождены черкешенками и окружали себя черкесами. Однако до сегодняшнего времени большинство адыгов предпочитают не смешивать родственные связи с турками.

Мариман Гечальб: Адыги традиционно женятся только на своих соплеменниках. Когда девушка просватана, ее крадут друзья жениха и отвозят в специально приготовленный для этого дом. Получив выкуп, наряжают машину и едут с невестой на свадьбу. Приехавшую на свадьбу невесту встречают с большими кубками изготовленного из пшеничной муки напитка бозы. Невесту проводят в комнату, закрывают ее лицо и ставят к ее ногам подарки - золото, деньги и драгоценности. На свадьбу режут коров и готовят традиционный плов в больших казанах. Девушки и юноши в это время танцуют национальные танцы. Ребята при помощи специальных деревянных трещоток создают ритм. Веселье продолжается несколько дней.

Елена Солнцева: Турки признают большую роль черкесов в истории становления и развития Османского государства. За годы процветания империи звание военачальников пашей получают около 250 черкесов, 12 из которых становятся премьер-министрами, маршалами, генералами, командирами воинских частей и послами. Именно черкесские офицеры становятся инициаторами младотурецкого движения, которое приведет к демократической революции в Турции. Во время революции одним из главных командующих армии основателя нового турецкого государства Ататюрка станет шапсуг Иатын Бей.

Олег Кусов: Это был материал нашего корреспондента Елены Солнцевой о жизни адыгов в Турции, куда они попали после изгнания русскими властями с родных мест на Северном Кавказе.

Ирина Лагунина: Сейчас все чаще говорят об использовании технологии искусственного интеллекта в самой разной аппаратуре. Интеллектуальная система безопасности в автомобиле, интеллектуальный выбор экспозиции в цифровой камере, искусственный интеллект встраивают даже в стиральные машины. Недавно в Интернете появился очередной интеллектуальный сервис - поисковая машина Nigma.ru, созданная специалистами факультета вычислительной математики и кибернетики Московского государственного университета. С руководителем этого проекта Виктором Лавренко беседует обозреватель новостей науки радио "Свобода" Александр Сергеев.

Александр Сергеев: На днях на сайте мета-поисковой системы Nigma.ru была опубликована информация, что, согласно проведенному исследованию, в Рунете присутствует более миллиарда вэб-страниц. Это послужило поводом, чтобы нам сегодня поговорить с одним из создателей поисковой системы Nigma.ru Виктором Лавренко. Виктор, ваша система позиционируется как интеллектуальная поисковая машина.

Виктор Лавренко: Интеллектуальная поисковая машина, имеется в виду интеллектуальная в том плане, что она содержит алгоритмы с элементами искусственного интеллекта. Словосочетание "искусственный интеллект" традиционно имеет два значения. Одно бытовое, другое более научное и имеющее практический характер.

Александр Сергеев: Бытовое - это как во всяких фильмах, типа искусственный интеллект?

Виктор Лавренко: Именно. То есть это некая попытка смоделировать естественный интеллект, с помощью которого мыслят люди, видимо, млекопитающие и вообще животные.

Александр Сергеев: А животные вообще мыслят?

Виктор Лавренко: Вы знаете, точно не понятно, что делает само человек. Самое понятие "естественный интеллект", то есть интеллект человека долго обсуждалось философами, четкого понимания, что такое естественный интеллект, нет. Пытались ввести всевозможные критерии, определить искусственный интеллект без того, что такое естественный интеллект. Например, был предложен критерий, что если идет диалог двух объектов, один из них человек, и если объект точно говорит какой пол у этого человека, с которым он беседует, то этот объект обладает искусственным интеллектом. Но тут две проблемы. Первая проблема: что делать с прямыми вопросами - какую одежду вы носите и так далее. А вторая проблема: если посадить грамотного человека, который будет грамотно уходить от прямых вопросов, то не всякий человек, не слыша голоса, сможет точно определить пол человека. Примером тому являются всевозможные чаты в Интернете, когда за псевдонимами девушек скрываются молодые люди или наоборот.

Александр Сергеев: Это очень распространено. И даже уже в Штатах органы безопасности всякие пользуются подобными приемами, чтобы выявлять маньяков.

Виктор Лавренко: В интеллектуальной поисковой системе мы маньяками не занимаемся, мы пытаемся структурировать гигантский объем информации, миллиарды документов, которые действительно есть в российском Интернете. Искусственный интеллект в научном, практическом понимании этого слова - это некий набор алгоритмов. Создатели их были вдохновлены теми процессами, которые происходят в мозге человека или вообще в природе. Это не попытка промоделировать - это именно попытка создать самостоятельный совершено алгоритм математический, благодаря тем знаниям, которые ученые, математики получили, изучая биологию. Вот вообще с чего родилось направление искусственного интеллекта как нейросети. Нейросети оказались удобным инструментом для распознавания текстов.

Александр Сергеев: Тут надо пояснить, что тексты, которые напечатаны на бумаге, это последовательность из большого количества маленьких пиктограмм, картинок, которые мы называем буквами. Выяснить, какая буква соответствует какой картинке, какой символ изображен в каждом конкретном месте - довольно сложная задача, которую люди в первом классе научаются решать, а для машины это большая проблема.

Виктор Лавренко: Естественно. Потому что машина оперирует цифрами. Для нее буква А - это символ с кодом 65. Соответственно, как определить, что эта последовательность чернил и целлюлозы - это символ с кодом 65, а эта последовательность чернил символ с кодом 66. Для этого математический алгоритм, который называется искусственные нейросети, оказался очень удобным.

Александр Сергеев: Почему они такое название получили - нейросети?

Виктор Лавренко: Они как раз получили такое название, благодаря тому, что они были созданы по аналогии с нейросетями, которые распознают изображение в мозге человека и млекопитающих. На сетчатку глаза попадает изображение, оно передается по каналам на специальный участок мозга, который отвечает за зрение. И дальше с помощью нейронов, которые содержатся в этом участке, сигналы передаются дальше в другие участки коры головного мозга. Искусственные нейросети устроены похожим образом. То есть у них есть некий вход, некое подобие сетчатки, которое накладывается на видимую букву, в каждый узел сетчатки, если там есть чернила, поступает сигнал единичка, если нет чернил, поступает сигнал ноль, набор этих нулей и единичек поступает на искусственные нейроны, которые представляют сеть.

Александр Сергеев: Если команды в процессоре перемешаем, то машина скорее всего зависнет?

Виктор Лавренко: Естественно, для того, чтобы начать работать с нейросетью, точно так же, как человеку, нейросети требуется обучение. Сначала она ничего не знает, но, используя алгоритмы обучения с учителем, когда на вход подается некий пример буквы, а на выходе говорится, что ты, пожалуйста, научись на эту букву выдавать код 65, соответственно, это буква А. Ей подаются разные варианты букв А - жирным шрифтом или обычным шрифтом или наклонная или большая или маленькая, ее научают выдавать код 65. Соответственно, если это код 56 - это буква Б и так далее.

Александр Сергеев: Если нейросеть выдает неправильный ответ, ее как-то наказывают, заставляют перестраиваться внутри.

Виктор Лавренко: Есть классический алгоритм, называется алгоритм бэктрекинга, он именно так и делается. Штрафуют нейросеть за неправильный ответ.

Александр Сергеев: И когда сеть научена уже, то она каким-то образом выполняет свою работу. Но при этом отследить смыслы, которые она перерабатывает, невозможно.

Виктор Лавренко: Естественно, для сложных нейросетей это сделать трудно, но точно так же, как и современная техника, с которой мы каждый день сталкиваемся, очень трудно понять, как она работает. То есть, например, современные автомобили, которые оснащены всевозможными бортовыми компьютерами, системами устойчивости и так далее, для водителя они очень могут быть непонятными, как они работают. Тем не менее, их прекрасно эксплуатируют. Хуже того, например, процессоры компьютеров стали настолько сложны, они содержат десятки, даже сотни миллионов транзисторов, и даже сами разработчики не понимают точности, как они функционируют. Есть специальные программы, которые уже автоматически на базе входных данных создают за людей процессоры. Поэтому в этом нет никакой проблемы, главное - результат.

Александр Сергеев: То есть когда мы создаем искусственный интеллект, даже если бы мы его создали настоящий искусственный интеллект, похожий на человека, это не значит, что мы поняли бы как он внутри себя работает.

Виктор Лавренко: Абсолютно точно. До тех пор, пока мы не поняли вообще, что такое человек, что такое сознание, что такое разум, я не уверен, что человечество когда-нибудь сможет понять, каким образом действительно мыслит человек.

Александр Сергеев: Не значит ли это, что человек может создать искусственный интеллект, который будет сильнее его собственного?

Виктор Лавренко: Вы знаете, во-первых, не совсем понятно, что такое более сильный интеллект. Серьезных разработок именно по созданию моделей естественного интеллекта, в мире не очень ведутся эти разработки. Возможно, есть какие-то моральные аспекты. Традиционно есть власть меча и власть золота. Но со времен Платона есть идея, что должна быть третья власть - власть ума. Платон в своей знаменитой работе "Государство" пытался создать модель государства, которая управляется философами. Ясно, что если создать на самом деле искусственный интеллект на уровне естественного, то это сразу же вызовет массу проблем, в том числе и социального характера. И, возможно, что люди как-то даже боятся, инстинктивно или сознательно, боятся финансировать эти работы и их проводить. Но наш проект, собственно говоря, начинался с идеи начать работы по созданию естественного интеллекта, моделирования естественного интеллекта. Мы пытались работать над созданием новых методов, базирующихся на коммуникациях. Наша идея была, что старые алгоритмы, алгоритмы обучения с учителем - это хорошие алгоритмы, но они всегда требуют внешнего учителя, а мы хотели создать некое сообщество нейросетей, которые взаимодействуют друг с другом. На самом деле попытаться создать модель общества, в котором, естественно, есть все процессы, присущие обществу, в том числе и, к сожалению, нельзя обойтись без того, чтобы нейросети умирали. Потому что без того, что они не будут умирать, невозможно развитие общества, всегда оно будет находиться на одном и том же уровне развития. Потому что если будут сильные индивиды, которые будут подавлять своими знаниями, своей информацией других индивидов, развития не получится.

Александр Сергеев: Известно, что смерть, естественный отбор - двигатель эволюции.

Виктор Лавренко: Двигатель не только эволюции, но и общества. Представьте себе, что бы было, если бы до сих пор был бы жив Сталин, Гитлер и так далее. Развитие было бы очень сильно затруднено. Есть интересное направление в области искусственного интеллекта, называется "генетические алгоритмы". Это направление вообще не моделируют интеллект, они базируются на моделировании того, что, возможно, происходило во время эволюции. Каждое потенциальное решение имеет некий код, который чем-то похож на код ДНК. И соответственно эти решения - это есть индивиды, которые существуют в некотором виртуальном мире, соревнуются друг с другом за обладание ресурсами или просто за выживание. Соответственно, выживает тот, кто ближе находится к оптимальному решению. Эти индивиды, самое главное, что происходит в алгоритме - они скрещиваются. То есть происходит обмен генетической информацией между решением "мамы" и решением "папы", получается решение "ребенок", который наследует часть свойств мамы, часть свойств папы. И те "дети", которые наследуют наиболее удачные свойства мамы и папы, остаются дольше, чем те, которые наследовали неудачные свойства.

Александр Сергеев: Надо напомнить, что это алгоритмы в конечном счете, которые так или иначе заставляют работать компьютеры, принимать те или иные решения. Тем самым отбирается оптимальный из этих алгоритмов.

Виктор Лавренко: То есть это в математике называется оптимизационная задача. Этот алгоритм очень хорошо работает на многих задачах. И часто генетические алгоритмы считают методом искусственного интеллекта, хотя по описанию понятно, что здесь вообще интеллекта нет, это просто модель эволюции.

Александр Сергеев: Можно ли сказать, что когда мы создаем какие-то интеллектуальные системы, то мы в некотором смысле, может быть, не человеческого рода разум, интеллект или сознание порождаем в компьютере, но все-таки что-то такое порождаем? Или к этому надо подходить просто, цинично, что это просто способ программирования и не более того?

Виктор Лавренко: Можно подходить так, как хочется. Естественно, хочется верить, что те работы, в том числе которые мы делаем, они в конечном счете приблизят нас к разгадке именно проблемы естественного интеллекта. Потому что в конечном счете все-таки хочется понять, как работает естественный интеллект. Что такое человек - хочется это понять. Но с другой стороны, есть текущая задача, в том числе этот миллиард документов, с которым нужно разобраться.

Александр Сергеев: У вас конкретно в Nigma.ru, что делает интеллектуальная система?

Виктор Лавренко: У нас Nigma.ru состоит из двух частей. Первая - это мета-поиск, а вторая, более интересная часть - это кластеризация так называемая. Кластеризация - это помощь в выделении из полученных результатов из каких-то групп. Допустим, человек вводит слово "новости", ему выдается огромный набор сайтов, это и сайты и общественно-политические, это и сайты, связанные с новостями спорта, с новостями конкретных индустрий и так далее. А человеку нужны совершенно конкретные новости, возможно. Мы пытаемся сгруппировать эти сайты. Если вы воспользуетесь этой поисковой системой, слева увидите блок, в котором сайты сгруппированы. Там будут блоки, в которых написаны новости спорта, политика, бизнес и так далее. И нажав, соответственно, на уточняющее слово, вы получите те сайты, которые вам нужны.

Александр Сергеев: По сути дела, я ввожу примерно то, что хочу, а система говорит мне: на эту тему есть то-то и то-то. Что именно?

Виктор Лавренко: Она пытается найти утоняющие темы и смежные с темой запроса. Собственно говоря, сгруппировать сайты по этим темам.

Ирина Лагунина: Сегодняшний разговор о детях посвящен проблеме усыновления детей из российских детских домов - не в российские семьи, а за рубеж. Я передаю микрофон Татьяне Вольтской.

Татьяна Вольтская: Недавно в российских средствах массовой информации прошли дискуссии, вызванные судебным процессом над американской женщиной, убившей своего приемного сына из России. Идут споры о том, не надо ли опять усложнить процедуру усыновления. Но те, кто выросли в детском доме, кто знает не понаслышке о том, что это такое, - все они говорят, что нельзя лишать детей шанса на нормальную жизнь. Все-таки случаи неудачного усыновления - единичные, но каждый год десятки тысяч российских детей-сирот обретают полноценные семьи за рубежом, многие - в Соединенных Штатах. Обрел новую семью - уже в 13-летнем возрасте - и Саша, тогда воспитанник одного из питерских детских домов. Он познакомился со своей будущей приемной матерью в фонде "Благодеяние", возглавлявшемся Ларисой Агеевой, где горстка добровольцев пыталась скрасить детдомовцам их невеселое существование. С тех пор прошло 10 лет, и совершенно ясно, что с Сашей все хорошо. Теперь его зовут Алекс Кокрен.

Алекс Кокрен: Это был один из обычных вечеров в фонде. Пришла американская женщина с американским другом. Лариса Ивановна нам сказала: "А хотели бы вы пойти в театр? Моя подруга Джерри купила нам билеты в театр на балет". Это был зимний поздний вечер. Мы пошли в Мариинский театр здесь. Я сижу один, потому что у меня денег не было тогда, я не хотел быть хвостом у других детей, которые ходили, покупали себе "Кока-Колу" и прочее, я знал, что мне это просто не достанется. И вот моя мама и ее друг-художник подсели ко мне. Меня как-то это удивило. Раз они подсели ко мне, почему бы не начать с ними разговор? Начал просто представлять свой город, рассказывал. В последствии разговаривали с матерью, она сказала, что понимала 90%.

Татьяна Вольтская: Она говорила по-русски?

Алекс Кокрен: По-видимому, я говорил на английском языке достаточно нормально, что она меня понимала. Конечно, мы расстались. Я посчитал удавшимся вечером, потому что мне выпало посидеть с американцами, поговорить с ними. В понедельник утром меня вызывают к директору - пойди по адресу этого фонда, тебя туда вызывают. Почему? Что может быть настолько важным? Когда я туда пришел, Лариса Ивановна посадила меня на кухню и сказала: "А помнишь, я тебе рассказывала про жизнь в Америке? Хотел бы ты когда-нибудь там жить?". "Лариса Ивановна, я не знаю, мне как-то и здесь хорошо". Не помню, что я сказал. Она мне сказала: "Как бы ты посмотрел на усыновление?". Для меня шок, что я в 13 лет как-то могу быть усыновлен. Хотя в принципе я понял потом, что из того же детского дома удочерили девочку в 16 лет. Сейчас мне это не кажется настолько взрослым возрастом. Но все же это казалось чем-то невероятным невообразимым. Мы пошли в офис, там сидела Джерри, моя мама. Она встала и говорит: "Ты иди и обними ее". Мне как-то показалось, что может быть - да. Когда я ее обнимал, мне показалось, насколько она большая женщина, и как она может быть моей матерью? Мне было 13 лет, конечно же, был маленький по росту, не могу обхватить ее своими ручками.

Татьяна Вольтская: Летом 95 года Джерри забрала Сашу в Америку.

Алекс Кокрен: Мое усыновление для меня кажется уникальным, потому что в 95 году где-то в конце июня был поставлен мораторий по всей стране на усыновление. Он был связан с тем, что очень много работников детских домов были заподозрены в том, что якобы брали взятки у американцев, иностранцев за усыновление детей. Занимались не только они этим, но довольно высокопоставленные чин мэрии и другие. А самое главное - криминалитет, куда продавались дети. Еще и то, что дети берутся только здоровые, только симпатичные. Хотя это совершенно неправда. В большинстве забирались дети-инвалиды - это просто факт. Но так политики посчитали, что здоровые стоят больше. И вот был поставлен мораторий. Я как раз за неделю улетел. А мог бы остаться, мораторий шел порядка пяти месяцев.

Татьяна Вольтская: Но до этого была еще одна поездка - в Сибирь.

Алекс Кокрен: Мама была благотворительным директором по усыновлению. Это назвалось "Христианский усыновительный проект". И она пыталась постоянно русским говорить в Сибири, где она занималась, что у меня нет зарплаты вообще. Ей, конечно, не верили, потому что там до сих пор ведется коммунистическая политика, и они были против. Но все-таки мама смогла, единственная организация, которая легально смогла договориться с правительством Кузбасса, Кемерово, чтобы дети из этих областей были выпущены. Но когда мы поехали в Сибирь, мы жили в гостинце "Кузбасс" советского стандарта, высокая. Для меня это была первая гостиница и вообще шикарной казалась. Я помню, проснулся и мне показалось: что, она сошла с ума что ли? Почему она плачет? Она заливалась слезами, она говорила с кем-то по телефону. Потом я понял, что она плакала потому, что очень много семей оформили документы, заплатили деньги за эти документы и ждали, когда прилетят дети. Но ей было сказано, что дети выпущены не будут. Это было в порядке десяти человек, может быть от 4 до 8 лет. Я помню, она водила меня по учреждениям и показывала. И только потом я понял, зачем она это делала и рассказывала обо мне, дабы привести меня в пример им: смотрите, Ленинград же отпустил его. Почему вы не можете отпустить, когда вы видите, что я усыновила ребенка сама. Но все-таки ей не дали. И теперь я понимаю, почему она много плакала. Дети, которых долго ждали, дети, которые знали, что их усыновят.

Татьяна Вольтская: Но потом их выпустили?

Алекс Кокрен: Насколько я знаю, что - да, но выпустили через шесть месяцев после окончания моратория.

Татьяна Вольтская: Каким был период привыкания к новой жизни?

Алекс Кокрен: Он очень огромный. Для меня казалось, что это время то ли само, то ли культурного перевоспитания. Есть такая поговорка и понятие в Америке: когда ты принимаешь христианство, то ты перерождаешься. Для меня было равносильно этому, только в плане культурного. На языке английском я, конечно же, не говорил, не понимал американскую культуру. Я просто ничего не понимал и все. Мне было 13 лет, и я привык нести сам за себя ответственность, я привык быть самостоятельным. У меня были друзья, у меня была культура. Извините, воспитывался, уча язык русский, русскую культуру, пытаясь вникнуть в нее. Конечно, если бы я был помоложе, это было бы лучше. Но дело в том, что многие русские не знают, что очень много русских, приезжающих в Америку и в Европу, они просто возвращаются обратно сюда.

Татьяна Вольтская: Но вы не мучались?

Алекс Кокрен: Я бы сказал, что я мучался, и мама моя мучилась одновременно. Она не знала, что мне нужно. Может быть она бы меня направила в русскую школу, дала бы больше общения. Для меня был тяжелый период, потому что в Америке в принципе и в месте, где мы жили, машина просто обязательна для того, чтобы быть независимым. В 13 лет, мне исполнялось 14 после двух недель прибытия в Америку, и речи быть не могло о машине. Если надо куда-то пойти - мама везет, если что-то надо сделать - постоянно меня везет мама. Я переродился в том плане, что я ее держал за ручку постоянно.

Татьяна Вольтская: Вот этот момент очень интересен. Вы же были в коллективе, у вас никогда не было одного родного человека, лично вашего. Как этот переход совершился? Вам удалось ее полюбить?

Алекс Кокрен: Да, и у нас очень много одинакового, может быть и это помогло. По уходу из детского дома в тот же день я к ней привык. Я не знаю, как это объяснить. Во-первых, я не называл ее мамой. Привыкнуть - это одно к человеку, доверие найти к нему. Но чтобы действительно посчитать за своего родителя, на это нужно время, тем более, если тебе 13 лет и ты уже независимый человек. Я почувствовал чрезмерную заботу. А русские люди ощущают заботу больше, чем другие, поэтому они не уживаются на Западе. Русские люди привыкли, что о них заботятся. Я вот эту заботу в ней почувствовал.

Татьяна Вольтская: Сейчас, как всякий американский молодой человек, Саша живет отдельно, но в одном городе с матерью, поддерживая с ней тесные отношения.

Алекс Кокрен: С ней интересно разговаривать. Ходим в театр, в кино иногда ходим вместе. Мы несколько раз в турне были, в Англию ездили, на пароходе в Грецию и в Турцию. Я помню очень много случаев, когда мы проводили очень много времени вместе, делая что-то сверхинтересное.

Татьяна Вольтская: Почувствовали себя счастливым, вы рады?

Алекс Кокрен: Как я не мог быть рад своей жизнью? Я говорю на английском языке, я добился всего того, что я хотел по выходу из детского дома. Закончил в 2003 году университет Дэвис, международные отношения с ударением на экономику. Но у меня и другой удар был - на Восточную Европу. То есть я брал классы по изучению Восточной Европы, культуры. Русские классы брал у русских профессоров. Это, можно сказать, гуманитарные знания.

Татьяна Вольтская: Судя по Сашиной судьбе, не стоит препятствовать усыновлению детей за границу. Говорит юрист-правозащитник петербургского "Мемориала" и семейного центра "Аленький цветочек" Леонид Лемберик.

Леонид Лемберик: Я согласен, что, несмотря на отдельные очень и очень нехорошие случаи, все-таки в основе своей дети, попадая на заграничное усыновление, получают шансы такие, каких у них здесь не было бы вообще. И если речь идет о больных детях, чем серьезнее их заболевания, тем значительнее разница между теми возможностями, которые они имели бы здесь и тем, что они получают там. Вплоть до того, что дети, которые считались здесь тяжелыми дебилами, совершенно неизлечимыми и беспомощными, способными только обслуживать себя, там учатся в нормальных школах, заканчивают их, получают нормальное образование и никто не ставит вопрос, что они какие-то не такие, как все остальные люди.

Татьяна Вольтская: Кстати, в России и у Саши был диагноз задержка психического развития. Почему же все-таки многие говорят - не отдадим детей за границу?

Леонид Лемберик: Может быть какие-то люди говорят это из лучших побуждений, просто не зная проблемы совершенно. А те, кто знают, в каком положении находятся у нас брошенные дети, сироты, социальные сироты, тем не менее, говорят "не отдадим", они должны оставаться в казарме, я даже не нахожу слов, как охарактеризовать такую позицию.

Татьяна Вольтская: Слово Саше, Алексу Кокрену.

Алекс Кокрен: Я считаю себя ветераном детского дома. Есть ветераны войны, ветераны концлагерей, есть ветераны-блокадники, но ведь есть и ветераны детского дома. Это не только работники, но это и дети. Каждый мой приезд сюда, в этот раз я общался с работниками детского дома, я сказал такую вещь: вы знаете, по статистике, которая у меня имеется, 90% детей неудавшихся. Если посмотреть выпуск 90 года, 95 года, выпуск 2000 года, что был моим выпуском, девочки идут зарабатывать на улицы. Некоторые попадают в тюрьмы, потом в колонии. Это просто неудавшиеся люди - наркотики, пьянство. И это, конечно, очень плачевно. Я сказал это воспитателю детей, которым по семь лет было. Она сказала: "Да вы что, я это вижу постоянно, мне никакая статистика не нужна. Потому что я смотрю на этих детей уже как на пропавших детей. И то, что их усыновляют - это радость". Потому что к ней постоянно приходят выпускники детского дома, и она видит, и ей больно. Они ищут своих родителей, но никогда не могут найти.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены